ПИСЬМО ГРАФУ ПЕТРУ АЛЕКСАНДРОВИЧУ РУМЯНЦЕВУ
Дивяся твоему числу великих дел,
Румянцев, я тебя особенно не пел ―
И разумом твоим, и мужеством прельщался;
Но что ж?.. в молчании я только восхищался
И мнил всегда сие: писателя хвала
Для мужа славного, таков как ты, мала,
И может ли тебя моя прославить лира,
Когда прославлен ты в концах пространна мира,
О имени твоем гремит оружий гром,
И воздух, и земля наполнены Петром,
Твоею славою шумят леса и реки,
И разглагольствуют в беседах человеки:
Едины речь ведут о славной той горе,
Под коею рыдал Кагул о визире
И, кровию своих защитников багрея,
Стенал о участи несчастного Гирея,
Которого пред тем при Ларгских ты струях
Развеял всю орду, как вихрь легчайший прах;
Другие за Дунай поход твой прославляют
И тот не менее побед постановляют;
Но мир, преславный мир, всего превыше чтут
И честь Румянцеву повсюду отдают,
Тебя перед тобой самим превозвышают
И часто о тебе в восторге возглашают:
«Не хитрый ль Мазарин, не храбрый ль Мальборух
Воскресли в муже сем пленить наш славой слух?»
Итак, кто в разум твой тончайший проницает,
Тот Мазарином тя, Румянцев, нарицает,
А кто все действия войны, твоей проник,
Тому, как Мальборух, ты кажешься велик!..
Не лучше ли сказать: в Румянцеве едином
Сияют Мальборух и купно с Мазарином?
Но слава о делах великих сих мужей
Едва ли бы дошла до наших днесь ушей,
Когда б история о них не возвещала;
Их смерть бы все дела в ничто преобращала;
Не знал бы храброго Ахилла ныне мир,
Когда бы не воспел нам дел его Омир;
Мароновых стихов на свете не имея,
Не ведали бы мы троянского Энея;
Все, коим память мы героям днесь творим,
Каких рождали в свет и Греция, и Рим,
Ко сожалению пространныя вселенны,
Со временем от нас все были бы забвенны;
Подобно яко день вчерашний ввек погиб,
Так славные дела погибнуть их могли б.
То ради славных дел от времени защиты
Рождаются во свет с героями пииты,
Дабы на оное оковы наложить
И силу едкости его уничижить.
Итак, когда певцы героев воспевали,
С героями они жить вечно уповали.
Прости, великий муж, ты слабости моей,
Я вечно жить хочу со славою твоей;
Когда сии стихи читать потомки станут,
Конечно, и меня с тобою воспомянут.
Но что я говорю? Тебя ль какой пиит
В восторге песнию своею не почтит,
Иль будешь ты у нас в истории гремети,
И будут Марсовы по ней учиться дети?
На что им Фемистокл, Перикл, Филипемен,
На что им знать войны? героев тех времен!
Когда Румянцева прочтут дела военны,
Довольно хитрости той будут изученны.
Они покажут им, как грады осаждать,
Они покажут им, как в поле побеждать;
Покажет Колберг им своею то судьбою,
Колико крепости суть слабы пред тобою;
Кагул со Ларгою, доколе будут течь,
Рекут, колико твой ужасен в поле меч;
Дунай, лия свои в пучины быстры воды,
Явит твои чрез них искусные походы;
Тот край, отколе в мир является заря,
Покажет, как стеснял ты горда визиря,
Где Вейсман мертв упал, на том кровавом поле,
Держа срацинские ты воинства в неволе,
Со малым войск числом их тьме отважных сил
Отчаяние, страх и гибель наносил;
И в день, в который муж, быв выше смертных рода,
Со новым воинством российского народа,
Едва противился опасным сим врагам,
В тот день их гордый вождь упал к твоим ногам,
Просящий и себе, и воинству пощады, ―
Ты, внемля кротости российския Паллады,
Прияв оливну ветвь геройскою рукой,
И Порте даровал желаемый покой.
Но мне ль дела твои, Румянцев, исчисляти,
Которыми весь свет ты можешь удивляти?
Ты прямо должен в нем гласитися велик
И должен быть включен героев в светлый лик.
Я мню, что тем себя природа услаждает,
Когда она таких людей во свет рождает,
Каких желается ей свету даровать,
Лишь только бы умел монарх их познавать;
А ежели на чью способность он не взглянет,
Способность с летами без пользы в нем увянет.
И ты, Румянцев, сам, с способностью своей,
Едва ли бы достичь возмог до славы сей:
Екатерина путь тебе к тому открыла;
Она, предвидя то, писаньем предварила,
При начинании прошедшия войны,
Что будут варвары тобой побеждены.
И се монаршее предвестие свершилось:
Срацинско воинство всей бодрости лишилось;
Ты только с россами пришел на их поля,
Уже покрылася их кровию земля,
Не множеством полков, не тяжкими громады
Разил противников и рушил тверды грады,
Но боле разумом ты их одолевал.
Когда с искусством в их пределах воевал.
Теперь, оставя лавр, взложи на шлем оливы.
Вложи в влагалище свой меч, и в дни счастливы,
В которые твое отечество цветет
И коего судьбе завидует весь свет,
Ты, став содетелем их мирного покоя,
Преобразися нам во брата из героя,
И, быв отечества всегда любезный сын,
Ты был в полях герой, здесь буди гражданин;
Спокойство наших душ на наших лицах види
И в радость твоея монархини днесь вниди.
Ликует ныне ей подвластная страна,
Ликует о ее спокойстве и она:
Такие, как она, полезны нам владыки,
Такие, как и ты, герои суть велики.
Не лесть тебе сию хвалу теперь плетет:
Известен о тебе, Румянцев, целый свет;
Тебе ж за подвиги приятна та награда,
Что знает цену им российская Паллада.
А ты, великий муж, за все твои труды
Вкушай спокойствия приятные плоды.
1775