1793
Когда корабль столетний государства
Устал греметь горохом недовольства,
Открытый всем, как решето дырявый,
В кромешный мрак, в барашковое море ―
Террора ветер в парусах раздутых ―
Он наудачу вышел за свободой.
И со своих гранитных побережий
Следили жадно короли Европы
За оползаньем медленным империй.
Как будто горбоносые пираты,
Как чайки трупоядные, монархи
Наметили плавучий гроб французов.
А он, худой, гигант с прозрачной кожей,
На удивленье выпрямился килем,
Народ героев нанизал на реи,
Поднес фитиль к давно оглохшим пушкам
И выстрелил четырнадцатью армий ―
И в берега свои вошла Европа!
О, мрачный год, о, девяносто третий,
Большая тень в крови и темных лаврах,
Не поднимайся с сумрачного ложа:
Тебе нельзя глядеть на наши войны,
В семье отцов мы ― жалкие пигмеи,
Ты посмеешься нашей тощей битве.
Твое старинное погасло пламя,
Кулак разжался, и душа заглохла, ―
Нет к побежденным мужественной ласки,
А если в сердце иногда проснется
Запальчивость ― короткое дыханье ―
Не более чем на три дня хватает.