Карл Либкнехт стоял неподкупен и прям.
Вся свора рычала: «Война!»
А ты, одинокий товарищ, врагам:
«Разбойничья, ― крикнул, ― она!»
Кого обливали ушатом молвы,
Как тебя, от макушки до пят?
Где шапка для гордой твоей головы,
Наш бледный, наш замкнутый брат?
Зане, отправляя войны ремесло,
Умрет и убийца тупой, ―
Но словом прижечь воспаленное зло
Сумеет лишь чистый душой.
Простым, благородным и гибким клинком
Владея, он бьется в упор.
И лживый туман патриотов огнем
Казнит его едкий прозор.
И, в стоптанных рыжих своих башмаках,
Под градом насмешек косым,
Народ наблюдал на углах, в воротах
За верным трибуном своим.
В последнем сраженьи стоять одному,
Посмешищем челяди быть, ―
И в каторгу рухнуть, в ночную тюрьму,
Запечатать себя, схоронить.
Но имя твое выговаривал гром,
В теснинах измены ворча,
Как башня в грозу, ты стоишь под огнем,
Стыду говоришь: отвечай!
Я знаю: еще продолжается бой
С спесивой породой господ,
Я знаю: ты Зигфрид из саги седой,
Солдат и народа оплот.
Но, с холодом утра в простых волосах,
Ворвется к тебе молодежь, ―
Как лебедь, поднимут тебя на руках, ―
Карл Либкнехт, ты не умрешь!
И был среди них молодой паладин ―
Спокойного мужества взор,
Он сам положил дерзновенный почин,
Предательский сжег кругозор.
И, в стоптанных рыжих своих башмаках,
Под градом насмешек косым,
Народ наблюдал на углах, в воротах
За верным трибуном своим.
Вся свора рычала: «Война!»
А ты, одинокий товарищ, врагам:
«Разбойничья, ― крикнул, ― она!»
Кого обливали ушатом молвы,
Как тебя, от макушки до пят?
Где шапка для гордой твоей головы,
Наш бледный, наш замкнутый брат?
Зане, отправляя войны ремесло,
Умрет и убийца тупой, ―
Но словом прижечь воспаленное зло
Сумеет лишь чистый душой.
Простым, благородным и гибким клинком
Владея, он бьется в упор.
И лживый туман патриотов огнем
Казнит его едкий прозор.
И, в стоптанных рыжих своих башмаках,
Под градом насмешек косым,
Народ наблюдал на углах, в воротах
За верным трибуном своим.
В последнем сраженьи стоять одному,
Посмешищем челяди быть, ―
И в каторгу рухнуть, в ночную тюрьму,
Запечатать себя, схоронить.
Но имя твое выговаривал гром,
В теснинах измены ворча,
Как башня в грозу, ты стоишь под огнем,
Стыду говоришь: отвечай!
Я знаю: еще продолжается бой
С спесивой породой господ,
Я знаю: ты Зигфрид из саги седой,
Солдат и народа оплот.
Но, с холодом утра в простых волосах,
Ворвется к тебе молодежь, ―
Как лебедь, поднимут тебя на руках, ―
Карл Либкнехт, ты не умрешь!
И был среди них молодой паладин ―
Спокойного мужества взор,
Он сам положил дерзновенный почин,
Предательский сжег кругозор.
И, в стоптанных рыжих своих башмаках,
Под градом насмешек косым,
Народ наблюдал на углах, в воротах
За верным трибуном своим.
