НОЧНОЕ КАФЕ
К тебе: ад города, веселый и золотозвездный,
Безумный остров, стиснутый озерами зеркал,
К твоим брегам/ Меня/ (Ежевечерне)
Приносит улица. (О черная безводная река!)
В тот час, когда смыкает вежды чернь,
Мой теплый труп,/ Ты оживаешь в бездне.
Подошла. Взяла под локоток.
Непрезентабельный рок!
Вместо лица ― носовой платок.
Вместо рта ― дыра в пятачок.
«Завернем, пророк!»
А на улице собачий холод,
Один одноглазый фонарь на целую версту,
Ветер
И ночь.
Вот он! Вот он: гибели берег!..
Может быть, все это:
Сон мне,
Отвратительный сон.
― Двери! Двери!
Войдем
И премудрость возьмем.
Тут лица ― мел, глаза ― слюда,
Со стен огонь стекает липкий.
Кто в дверь вошел,/ Того хватает/ Стул/ И стол,
Стакан дорогу пресекает.
(Отдайся в руки! Никогда
Тебе уж не уйти отсюда),
Тут лица ― мел, глаза ― слюда,
В бутылках кровь. Меж ребер:/ Мясо и вода,
А воздух в сновиденьях зыбких,
Тут стихотворцы увядают,
И воют по-румынски скрипки.
«Что прикажете?»
― Кто вы такой?
«Мы-с: человек».
― Что это значит?
«Человек, по-нашему, официант»
― Очень мудрый ответ, трансцендентальный,
Поэтому:
Будьте добры, котлетку марешаль.
О бархатный! О мягкий гроб!
Пурпуровая простыня дивана.
(О дыба сердца! Мозга! Кожи!)
Перед тобой:
Доска и камень, сладостное ложе.
Пустынный жребий легок был пророкам.
Мой теплый труп
Глотает дым гаваны
И смотрит в пустоту моноклем.
У осени: волоса медь
А небо осени:
Словно огромный черный глаз,
Из которого падают слезы.
Ах, какие бывают легкие смерти!
Лучше всего убийцам:
Их/ В степи на ветру
Берут и вешают
Поближе к солнцу и птицам.
Воткнула в меня зеленый зрачок.
Вместо лица ― носовой платок.
Вместо рта ― дыра в пятачок,
Ты мой, пророк!
Рот разорвал в улыбку,
Два глаза, как вскрытые вены.
― Сгинь! Провались!
Или я полезу на стены.
«Поправьте монокль, дэнди!»
«Молодой человек ― глиста за скрипкой ―
Почему вы не воете на своем инструменте?»
Нет ничего этого мира страшней
(Бежал от него и не убежал).
Кофейный зал.
Торжественный церемониал:
«От имени котов и блядей,
Единственных почитателей пророков,
Разрешите сказать надгробное слово
В три этажа…»
А на улице:
Ветер,
Ночь,
Революция
И один одноглазый фонарь на целую версту.
Вонзила зеленый зрачок:
«Выпей один глоток!»
Вместо лица ― носовой платок,
Вместо рта ― дыра в пятачок:
«На дне стакана смерть, пророк».
У осени: волоса медь.
А небо осени:
Словно огромный черный глаз,
Из которого падают слезы.
Январь 1924