Кропоткин в Дмитрове.
Год 1919
Князь анархистов, древен и суров,
И лыс, и бородат, как Саваоф,
Седой зиждитель громоносных сил,
На облаках безвластия парил.
А город древен… На его холмах
Бывал, быть может, гордый Мономах,
Степных царевен легкие шатры
Алели у подножия горы…
На крепостной зубец облокотясь,
Стоял, гордясь, русоволосый князь,
И сизая горящая смола
На вражеские головы текла.
И город слышал половецкий вой,
Не дрогнув золотою головой,
Спокойным сердцем отражал напасть…
В каком столетье начиналась власть ―
Власть разума над черною бедой,
Власть спелых нив над темною ордой?
… Скрипит разбитый уличный фонарь,
Тревожится уездный секретарь:
Князь анархистов ― видит весь народ ―
По Гегелевской улице грядет!
На нем крылатка, на крылатке ― львы,
Венец волос вкруг львиной головы.
Он говорит: «О граждане, молю,
Скажите мне ― где улица Реклю?
Сегодня ночью, в буре и грозе,
Приснился мне великий Элизе,
Он прошептал, наморщив мудрый лоб,
Два слова: «Чекатиф», «Церабкооп».
И я проснулся… Страшно и темно,
Стучит ветвями яблоня в окно,
И, половину неба захватив,
Пылает в тучах слово «Чекатиф»!
Внезапно гром промчался и умолк,
И шар земной окутан в черный шелк;
Анархия ― могучая жена
В полночный шелк всегда облечена!
Пошлю письмо в холодный Петроград.
Там шлиссельбуржец ― мой седой собрат,
Отгадчик тайн, поэт и звездочет,
Он письмена полночные прочтет!»
Но тут вмешалась баба, осердясь:
«Совсем заврался, недобитый князь!
Не знает, что такое «Церабкоп»!
Там выдают по праздникам сироп,
Овес толченый и морковный чай,
А сам проговорился невзначай,
Что справил бабе шелковый салоп…
Ты лучше б ордер выправил на гроб».
Воскликнул князь: «Святая простота!
Моя жена могучая ― не та,
С которой дни я вместе коротал,
Я образ облекаю в идеал!»
«Протри свои бесстыжие глаза,
Не кутай в одеяла образа,
Когда народ сидит без одеял,
Когда кругом разут и стар и мал!
И улицу ты ищешь неспроста.
Уж мы-то знаем здешние места:
Проспект Демьяна ― вот он, напрямик,
Налево ― Пролеткультовский тупик,
Пустырь, что раньше звался Разлетай,
Теперь ― бульвар товарищ Коллонтай.
А от бульвара первый поворот
На улицу Утопии ведет».
… В толпе проходит высоченный поп,
С ним конвоир. Поп вытирает лоб
И говорит, лопату опустив,
«Я знаю, что такое Чекатиф!
Я славлю мудрость переходных лет.
Служитель культа ― он же культпросвет.
Дни провожу в смиреньи и труде
И коротаю срок свой в ИТ[э]Д[э].
Да здравствует Камилл Фламарион!
Мне в бренной жизни помогает он.
Блудницы делят воблу и жиры,
Читаю им про звездные миры.
Я к ним приблизил планетарный свет
И череду неисчислимых лет.
На нарах две хипесницы сидят
В губной помаде с головы до пят,
Помадой пишут через весь картон,
Что собственность есть кража (Пьер Прудон).
Отбуду срок, на пасеку уйду
Покоить старость в пчелах и в меду.
Окрепнув, станет милосердней власть,
Она не даст и волосу упасть!»
1938―1968