В гордой
Северной Пальмире
Властвовал еще всесильный
Император… А в Сибири
Обитал мыслитель ссыльный.
Где железная дорога
Обрывалась у порога
Деревянного острога
И, еще восточней много,
В хвойном мире низких, кровель,
За далеким Енисеем, ―
Ленин отповедь готовил
Книжникам и фарисеям!..
В бездне снежного беззвездья,
Друг обиженных и сирых,
Он готовил день возмездья
Звездоносцам в вицмундирах,
Плутократам, казнокрадам,
Бюрократам ― всем им вместе!
И пронизывал он взглядом
Чуть не целые полмира ―
От Таймыра до Памира,
Чтоб покончить с мором, гладом,
Чтобы рухнуть всем преградам,
Чтобы стала Ленинградом
Северная Пальмира…
В небесах
Над Минусинским округом,
Где надеждам будто нет и места,
Маем веяло. Всё расцвело кругом.
К жениху приехала невеста.
Не одна приехала, а с матерью!
Хлопотали! Удалось им!
Звать Надеждой. Надо понимать ее.
Время к лету. Вслед за летом осень.
Проплывал, сияя, над Саянами
Ясный месяц, месяц их медовый.
И урядник толковал с крестьянами:
«Эти ссыльные ― народ бедовый!
Чем он занят?»
― «В лес ходил охотиться.
Утром пишет, вечером читает».
― «А она?»
― «Она о нем заботится…»
Лето прочь. Зима. И вновь снег тает.
И сама Российская империя
В драной мантии из горностая
Хмурым взором, полным недоверия,
Зорко смотрит, их дела листая
Полицейскою ручищей, шарящей
В кипах книг и в переписке личной
Этих двух и многих их товарищей.
Так и длится жизни ход обычный.
Мир еще не знает об Ульянове ―
Ленине, который обитает
Где-то там, за темными Саянами…
Лето прочь. Зима. И вновь снег тает,
И в последний раз ложится заново…
Время! Под луною ледяною
Он возник ― пути отрезок санного
Перед мужем и женою.
И о том, что им сулит грядущее,
В эти дни еще не понимая
И чего-то будто только ждущая,
Будто бы еще полунемая,
Им Сибирь устраивает проводы
Шелестеньем кедров, елок, сосен,
Потому что оба они молоды ―
Чуть побольше, чем за тридцать
Весен!
Северной Пальмире
Властвовал еще всесильный
Император… А в Сибири
Обитал мыслитель ссыльный.
Где железная дорога
Обрывалась у порога
Деревянного острога
И, еще восточней много,
В хвойном мире низких, кровель,
За далеким Енисеем, ―
Ленин отповедь готовил
Книжникам и фарисеям!..
В бездне снежного беззвездья,
Друг обиженных и сирых,
Он готовил день возмездья
Звездоносцам в вицмундирах,
Плутократам, казнокрадам,
Бюрократам ― всем им вместе!
И пронизывал он взглядом
Чуть не целые полмира ―
От Таймыра до Памира,
Чтоб покончить с мором, гладом,
Чтобы рухнуть всем преградам,
Чтобы стала Ленинградом
Северная Пальмира…
В небесах
Над Минусинским округом,
Где надеждам будто нет и места,
Маем веяло. Всё расцвело кругом.
К жениху приехала невеста.
Не одна приехала, а с матерью!
Хлопотали! Удалось им!
Звать Надеждой. Надо понимать ее.
Время к лету. Вслед за летом осень.
Проплывал, сияя, над Саянами
Ясный месяц, месяц их медовый.
И урядник толковал с крестьянами:
«Эти ссыльные ― народ бедовый!
Чем он занят?»
― «В лес ходил охотиться.
Утром пишет, вечером читает».
― «А она?»
― «Она о нем заботится…»
Лето прочь. Зима. И вновь снег тает.
И сама Российская империя
В драной мантии из горностая
Хмурым взором, полным недоверия,
Зорко смотрит, их дела листая
Полицейскою ручищей, шарящей
В кипах книг и в переписке личной
Этих двух и многих их товарищей.
Так и длится жизни ход обычный.
Мир еще не знает об Ульянове ―
Ленине, который обитает
Где-то там, за темными Саянами…
Лето прочь. Зима. И вновь снег тает,
И в последний раз ложится заново…
Время! Под луною ледяною
Он возник ― пути отрезок санного
Перед мужем и женою.
И о том, что им сулит грядущее,
В эти дни еще не понимая
И чего-то будто только ждущая,
Будто бы еще полунемая,
Им Сибирь устраивает проводы
Шелестеньем кедров, елок, сосен,
Потому что оба они молоды ―
Чуть побольше, чем за тридцать
Весен!