Муза была. Муза. Летала!
Летала вокруг квартала.
Перед входом в чертог,/ У портала,
Вдоль метало ее, поперек… / Трепетала!
Древнегреческий помню язык.
Понимать я его не отвык.
Поскорее/ Поднимаю я Музу, веду
В темный сад, потому что в саду, мощно грея,
Озаряя волшебным огнем
Незаметным, невидимым днем ― только ночью,
Только ночью, среди темноты,
Существуют такие цветы.
И воочью
Вижу я: да, она! Вся бела. Это ― Муза!
За плечами у ней два крыла. Это ― Муза!
«Муза! Ждал тебя, Муза, давно. Прилетела?..»
Только вижу ― алеет пятно,
Багровеет, синеет пятно…
«Муза, ранена?» ― «Да!» ― «И давно? Где? В чем дело?»
«Расколовшийся мрамор Афин,
Брызги крови до горных вершин,
Клочья мяса…»
Муза! Ты это говоришь,
Или слышится шелест афиш:
«Оборона Парнаса!» , «Оборона Парнаса!».
Из Эллады, с парнасских вершин,
Из немецкого плена,
Где от слез поднялась на аршин Иппокрена,
Прилетела ты к нам, Мельпомена!
«Черт возьми! / У парнасских вершин
Шваб потребовал пива графин.
Но не впрок. / Даже пена
Издает запах тлена!» ―
Так мне крикнула Муза. / С крыла
Кровь извилистой струйкой текла, запекалась.
«На Парнасе вчера я была.
До последнего срока была
И сражалась!
У убитых винтовки брала и сражалась!
И Борей меня вынес, суров,
Там из пламени книжных костров.
Вы мне рады?» / ― «Да, мы рады!
Здесь, у гиперборейских снегов,
Ты защиту найдешь от врагов,
Дочь Эллады!»
1936, 1941