
«Ты хотел бы вернуться на реку Тишину?»
― «Я хотел бы. В ночь ледостава».
― «Но отыщешь ли лодку хотя бы одну
И возможна ли переправа
Через темную Тишину?
В снежных сумерках, в ночь ледостава,
Не утонешь?» /
«Не утону!
В городе том я знаю дом,
Стоит в окно постучать ―
Выйдут меня встречать.
Знакомая одна. Некрасивая она.
Я ее никогда не любил».
«Не лги!
Ты ее любил!»
― «Нет! Мы не друзья и не враги.
Я ее позабыл.
Ну так вот. Я скажу: хоть и кажется мне,
Что нарушена переправа,
Но хочу еще раз я проплыть по реке Тишине
В снежных сумерках, в ночь ледостава».
«Ночь действительно ветреная, сырая.
В эту ночь, трепеща, дотлевают поленья в печах
Но кого же согреют поленья, в печах догорая?
Я советую вспомнить о более теплых ночах».
― «Едем?»
― «Едем!»
Из дровяного сарая
Братья ее вынесут лодку на плечах
И опустят на Тишину.
И река Тишина у метели в плену,
И я на спутницу не взгляну,
Я только скажу ей: «Садитесь в корму!»
Она только скажет: «Я плащ возьму.
Сейчас приду…» /
Плывем во тьму,
Мимо предместья Волчий хвост,
Под Деревянный мост,
Под Оловянный мост,
Под Безымянный мост…
Я гребу во тьме,
Женщина сидит в корме,
Кормовое весло у нее в руках.
Но, конечно, не правит ― я правлю сам!
Тает снег у нее на щеках,
Липнет к ее волосам.
«А как широка река Тишина?
Тебе известна ее ширина?
Правый берег виден едва-едва, ―
Неясная цепь огней…
А мы поедем на острова.
Ты знаешь ― их два на ней.
А как длинна река Тишина?
Тебе известна ее длина?
От полночных низин
До полдневных высот
Семь тысяч и восемьсот
Километров – повсюда одна
Глубочайшая Тишина!»
В снежных сумерках этих
Все глуше уключин скрип.
И замирают в сетях
Безмолвные корчи рыб.
Сходят с барж водоливы,
Едут домой лоцмана.
Незримы и молчаливы
Твои берега, Тишина.
Все медленней серые чайки
Метель отшибают крылом…
«Но погоди! Что ты скажешь хозяйке?»
― «Чайки метель отшибают крылом…»
― «Нет, погоди! Что ты скажешь хозяйке?»
― «Не понимаю ― какой хозяйке?»
― «Которая в корме склонилась над веслом».
― «О! Я скажу: “Ты молчи, не плачь.
Ты не имеешь на это права
В ночь, когда ветер восточный ― трубач ―
Трубит долгий сигнал ледостава”.
Слушай!
Вот мой ответ ―
Реки Тишины нет.
Нарушена тишина».
Это твоя вина.
Нет!
Это счастье твое.
Сам ты нарушил ее,
Ту глубочайшую Тишину,
У которой ты был в плену.
1929
― «Я хотел бы. В ночь ледостава».
― «Но отыщешь ли лодку хотя бы одну
И возможна ли переправа
Через темную Тишину?
В снежных сумерках, в ночь ледостава,
Не утонешь?» /
«Не утону!
В городе том я знаю дом,
Стоит в окно постучать ―
Выйдут меня встречать.
Знакомая одна. Некрасивая она.
Я ее никогда не любил».
«Не лги!
Ты ее любил!»
― «Нет! Мы не друзья и не враги.
Я ее позабыл.
Ну так вот. Я скажу: хоть и кажется мне,
Что нарушена переправа,
Но хочу еще раз я проплыть по реке Тишине
В снежных сумерках, в ночь ледостава».
«Ночь действительно ветреная, сырая.
В эту ночь, трепеща, дотлевают поленья в печах
Но кого же согреют поленья, в печах догорая?
Я советую вспомнить о более теплых ночах».
― «Едем?»
― «Едем!»
Из дровяного сарая
Братья ее вынесут лодку на плечах
И опустят на Тишину.
И река Тишина у метели в плену,
И я на спутницу не взгляну,
Я только скажу ей: «Садитесь в корму!»
Она только скажет: «Я плащ возьму.
Сейчас приду…» /
Плывем во тьму,
Мимо предместья Волчий хвост,
Под Деревянный мост,
Под Оловянный мост,
Под Безымянный мост…
Я гребу во тьме,
Женщина сидит в корме,
Кормовое весло у нее в руках.
Но, конечно, не правит ― я правлю сам!
Тает снег у нее на щеках,
Липнет к ее волосам.
«А как широка река Тишина?
Тебе известна ее ширина?
Правый берег виден едва-едва, ―
Неясная цепь огней…
А мы поедем на острова.
Ты знаешь ― их два на ней.
А как длинна река Тишина?
Тебе известна ее длина?
От полночных низин
До полдневных высот
Семь тысяч и восемьсот
Километров – повсюда одна
Глубочайшая Тишина!»
В снежных сумерках этих
Все глуше уключин скрип.
И замирают в сетях
Безмолвные корчи рыб.
Сходят с барж водоливы,
Едут домой лоцмана.
Незримы и молчаливы
Твои берега, Тишина.
Все медленней серые чайки
Метель отшибают крылом…
«Но погоди! Что ты скажешь хозяйке?»
― «Чайки метель отшибают крылом…»
― «Нет, погоди! Что ты скажешь хозяйке?»
― «Не понимаю ― какой хозяйке?»
― «Которая в корме склонилась над веслом».
― «О! Я скажу: “Ты молчи, не плачь.
Ты не имеешь на это права
В ночь, когда ветер восточный ― трубач ―
Трубит долгий сигнал ледостава”.
Слушай!
Вот мой ответ ―
Реки Тишины нет.
Нарушена тишина».
Это твоя вина.
Нет!
Это счастье твое.
Сам ты нарушил ее,
Ту глубочайшую Тишину,
У которой ты был в плену.
1929