ЛЕВ ТОЛСТОЙ И ВАНЯ ДЫЛДИН
Подмастерье/ Ваня Дылдин
был/ собою/ очень виден.
Рост/ (длинней моих стишков!) ―
сажень/ без пяти вершков.
Силища! / За ножку взяв,
поднял/ раз/ железный шкаф.
Только/ зря у парня сила:
глупый парень/ да бузила.
Выйдет,/ выпив всю пивную, ―
переулок/ врассыпную!
Псы/ и кошки/ скачут прытки,
скачут люди за калитки.
Ходит/ весел и вихраст,
что ни слово―/ «в морду хряст».
Не сказать о нем двояко.
Общий толк один:/ ― Вояка!
Шла дорога милого
через Драгомилово.
На стене―/ бумажный лист.
Огорчился скандалист.
Клок бумаги,/ а на ней
велено:/ ― Призвать парней! ―
«Меж штыков острых
Наш Союз―/ остров.
Чтоб сломить/ врагов окружие,
надобно/ владеть оружием.
Каждому,/ как клюква, ясно:
нечего баклуши бить,
надо в нашей,/ надо в Красной,
надо в армии служить».
С огорченья―/ парень скис.
Ноги врозь,/ и морда вниз.
Парень думал:/ ― Как пойду, мол? ―
Пил,/ сопел/ и снова думал,
подложив под щеку руку.
Наконец/ удумал штуку.
С постной миной/ резвой рысью
мчится/ Дылдин/ на комиссию.
Говорит,/ учтиво стоя:
Убежденьями―/ Толстой я.
Мне война―/ что нож козлу.
Я―/ непротивленец злу.
По слабости/ по свойской
я/ кровь/ не в силах вынести.
Прошу/ меня/ от воинской
освободить повинности.
Этаким/ непротивленцам
я б/ под спину дал коленцем.
Жива,/ как и раньше,/ тревожная весть: ―
Нет фронтов,/ но опасность есть!
Там,/ за китайской линией,
грозится Чжанцзолиния,
и пан Пилсудский в шпорах
просушивает порох.
А Лондон―/ чемберленится,
кулак/ вздымать/ не ленится.
Лозунг наш/ ряду годов: ―
Рабочий,/ крестьянин,/ будь готов!
Будь горд,/ будь рад
стать/ красноармейцам в ряд.
[1926]