МРАК
Склоняются долу солнцеподобные лики их.
И просто мрут,/ и давятся,/ и тонут.
Один за другим уходят великие,
за мастодонтом мастодонт…
Сегодня на Верхарна обиделись небеса.
Думает небо―/ дай/ зашибу его!
Господи,/ кому теперь писать?
Неужели Шебуеву?
Впрочем―/ пусть их пишут. / Не мне в них рыться.
Я с характером. / Вол сам.
От чтенья их/ в сердце заводится мокрица
и мозг зарастает густейшим волосом.
И писать не буду. / Лучше/ проверю,/ не широка ль в «Селекте» средняя луза.
С Фадеем Абрамовичем сяду играть в око.
Есть/ у союзников французов
хорошая пословица:/ «Довольно дураков».
Пусть писатели начинают.
Подожду. / Посмотрю,
какою дрянью заначиняют
чемоданы душ.
Вспомнит толпа о половом вопросе.
Дальше больше оскудеет ум ее.
Пойдут на лекцию Поссе:
«Финики и безумие».
Иззахолустничается. / Станет ― Чита.
Футуризмом покажется театр Мосоловой.
Дома запрется―/ по складам/ будет читать
«Задушевное слово».
Мысль иссушится в мелкий порошок.
И когда/ останется смерть одна лишь ей,
тогда… / Я знаю хорошо ―
вот что будет дальше.
Ко мне,/ уже разукрашенному в проседь,
придет она,/ повиснет на шею плакучей ивою:
«Владимир Владимирович,/ милый»―/ попросит ―
я сяду/ и напишу что-нибудь/ замечательно красивое.
[1916]