18
На девять/ сюда/ октябрей и маёв,
под красными/ флагами/ праздничных шествий,
носил/ с миллионами/ сердце мое,
уверен/ и весел,/ горд/ и торжествен.
Сюда,/ под траур/ и плеск чернофлажий,
пока/ убитого/ кровь горяча,
бежал,/ от тревоги,/ на выстрелы вражьи,
молчать/ и мрачнеть,/ кричать/ и рычать.
Я/ здесь/ бывал/ в барабанах стучащих
и в мертвом/ холоде/ слез и льдин,
а чаще еще ―
просто/ один.
Солдаты башен/ стражей стоят,
подняв/ свои/ островерхие шлемы,
и, злобу/ в башках куполов/ тая,
притворствуют/ церкви,/ монашьи шельмы.
Ночь―/ и на головы нам
луна.
Она/ идет/ оттуда откуда-то…
оттуда,/ где/ Совнарком и ЦИК,
Кремля/ кусок/ от ночи откутав,
переползает/ через зубцы.
Вползает/ на гладкий/ валун,
на секунду/ склоняет/ голову,
и вновь/ голова-лунь
уносится/ с камня/ голого.
Место лобное ―
для голов/ ужасно неудобное.
И лунным/ пламенем/ озарена мне
площадь/ в сияньи,/ в яви/ в денной…
Стена―/ и женщина со знаменем
склонилась/ над теми,/ кто лег под стеной.
Облил/ булыжники/ лунный никель,
штыки/ от луны/ и тверже/ и злей,
и,/ как нагроможденные книги, ―
его/ мавзолей.
Но в эту/ дверь/ никакая тоска
не втянет/ меня,/ черна и вязка, ―
души/ не смущу/ мертвизной, ―
он бьется,/ как бился/ в сердцах/ и висках,
живой/ человечьей весной.
Но могилы/ не пускают,―/ и меня
останавливают имена.
Читаю угрюмо:/ «товарищ Красин».
И вижу―/ Париж/ и из окон Дорио…
И Красин/ едет,/ сед и прекрасен,
сквозь радость рабочих,/ шумящую морево.
Вот с этим/ виделся,/ чуть не за час.
Смеялся. / Снимался около…
И падает/ Войков,/ кровью сочась, ―
и кровью/ газета/ намокла.
За ним/ предо мной/ на мгновенье короткое
такой,/ с каким/ портретами сжились, ―
в шинели измятой,/ с острой бородкой,
прошел/ человек,/ железен и жилист.
Юноше,/ обдумывающему/ житье,/ решающему ―
делать бы жизнь с кого,
скажу/ не задумываясь―/ «Делай ее/ с товарища
Дзержинского».
Кто костьми,/ кто пеплом/ стенам под стопу
улеглись… / А то/ и пепла нет.
От трудов,/ от каторг/ и от пуль,
и никто/ почти―/ от долгих лет.
И чудится мне,/ что на красном погосте
товарищей/ мучит/ тревоги отрава.
По пеплам идет,/ сочится по кости,
выходит/ на свет/ по цветам/ и по травам.
И травы/ с цветами/ шуршат в беспокойстве.
― Скажите―/ вы здесь? / Скажите―/ не сдали?
Идут ли вперед? / Не стоят ли? ―/ Скажите.
Достроит/ коммуну/ из света и стали
республики/ вашей/ сегодняшний житель? ―
Тише, товарищи, спите…
Ваша/ подросток-страна
с каждой/ весной/ ослепительней,
крепнет,/ сильна и стройна.
И снова/ шорох/ в пепельной вазе,
лепечут/ венки/ языками лент: ―
А в ихних/ черных/ Европах и Азиях
боязнь,/ дремота и цепи? ―/ Нет!
В мире/ насилья и денег,
тюрем/ и петель витья ―
ваши/ великие тени
ходят,/ будя/ и ведя.
― А вас/ не тянет/ всевластная тина?
Чиновность/ в мозгах/ паутину/ не свила?
Скажите―/ цела? / Скажите―/ едина?
Готова ли/ к бою/ партийная сила? ―
Спите,/ товарищи, тише…
Кто/ ваш покой отберет?
Встанем,/ штыки ощетинивши,
с первым/ приказом:/ «Вперед!»