II. НОВЫЙ КУЛАК
Кулака увидеть―/ просто ―
посмотри/ любой агит.
Вон кулак:/ ужасно толстый,
и в гармошку сапоги.
Ходит―/ важный,
волосья―/ припомажены.
Цепь лежит/ тяжелым грузом
на жилетке/ через пузо.
Первый пьяница/ кулак.
Он гуляка из гуляк ―
и целуется с попами,
рабселькорам на память.
Сам,/ отбился от руки,
всё мастачат/ батраки.
Сам,/ прельщен оконным светом,
он,/ елозя глазом резвым,
ночью/ преда сельсовета
стережет/ своим обрезом.
Кулака/ чернят―/ не так ли? ―
все плакаты,/ все спектакли.
Не похож/ на кулачество/ этот портрет.
Перекрасил кулак/ и вид/ и масть.
Кулаков/ таких/ почти и нет,
изменилась/ кулачья видимость.
Сегодня/ кулак/ и пашет,/ и сам
на тракторе/ прет, коптя,
он лыко/ сам/ дерет по лесам ―
чтоб лезть/ в исполком/ в лаптях.
Какой он кулак?! / Помилуй бог!
Его ль/ кулаком назовем?
Он/ первый/ выплатил/ свой налог
и первый/ купил заем.
А зерно―/ запрятано
чисто и опрятно.
Спекульнуть получше
на голодный случай.
У него/ никакого батрачества,
крестьянин/ лучшего качества.
На семейном положеньице, ―
чтоб не было/ зря/ расходца,
каждый сын/ весною женится,
а к зиме/ опять расходится.
Пашут поле им/ от семи до семи
батраков семнадцать
под видом семьи.
Попробуй/ разобраться!
Иной/ работник/ еще незрел,
сидит/ под портретом Рыкова,
а сам у себя/ ковыряет в ноздре,
ленясь,/ дремля/ и покрикивая.
То ли дело―/ кулак:
обхождение―/ лак.
Все дворы/ у него,/ у черта,
учтены/ корыстным учетом:
кто бедняк/ и который богатый,
где овца,/ где скот рогатый.
У него/ на одной на сажени
семенные культуры рассажены.
Напоказ,/ для начальства глазастого,
де―/ с культурой веду хозяйство.
Но/ попрежнему―/ десятинами
от трехполья/ веет сединами.
И до этого дня/ наш советский бедняк
голосит/ на работе/ «Дубину»,
а новейший кулак/ от культурнейших благ
приобрел/ за машиной машину.
«Эх, железная,/ пустим.
Деревенщина―/ сама пойдет.
Заплатит,―/ получим/ и пустим».
Лицо приятное,/ ласковый глаз,
улыбка/ не сходит с губ.
Скостит/ на копейку/ задолженность с вас,
чтоб выпотрошить―/ рупь.
Год, другой―/ и вся округа
в кабалу/ затянута туго.
Трут в поклонах/ лбом онучи:
«Почет/ Иван Пантелеймонычу».
Он добряк,/ но дочь, комсомолку,
он в неделю/ со света сживет.
«Где была? / Рассказывай толком!
Набивала/ детьми/ живот?»
Нет управы. / Размякло начальство
от его/ угощения частого.
Не с обрезом/ идет под вечер, ―
притворясь,/ что забыл о вражде,
с чаем/ слушает/ радиоречи ―
уважаемых вождей.
Не с обрезом/ идет/ такой мужик.
Супротив милиции… / Где ж им?!
Но врагу своему/ сегодня/ гужи
он намажет/ салом медвежьим.
И коняга,/ страшась медведя,
разнесет/ того, кто едет.
Собакой/ сидит/ на своем добре.
У ямы,/ в кромешной темени,
зарыта/ деньга/ и хлеб,―/ и обрез
зарыт/ до поры до времени.
Кулак орудует,/ нечего спать.
Будем крепче, чем кремни.
Никаким обрезом/ обратно и вспять
не повернуть/ советского времени.
Хотя/ кулак/ лицо перекрасил
и пузо/ не выглядит грузно ―
он враг/ и крестьян,/ и рабочего класса,
он должен быть/ понят/ и узнан.
Там,/ где речь/ о личной выгоде,
у него/ глаза навыкате.
Там,/ где брюхо/ голодом пучит,
там/ кулачьи/ лапы паучьи.
Не тешься,/ товарищ,/ мирными днями,
сдавай/ добродушие/ в брак.
Товарищ,/ помни:/ между нами
орудует/ классовый враг.
[1928]