4
Петербургские окна. / Синё и темно.
Город/ сном/ и покоем скован.
НО
не спит/ мадам Кускова.
Любовь/ и страсть вернулись к старушке.
Кровать/ и мечты/ розоватит восток.
Ее/ волос/ пожелтелые стружки
Причудливо/ склеил/ слезливый восторг.
С чего это/ девушка/ сохнет и вянет?
Молчит… / но чувство,/ видать, велико.
Ее/ утешает/ усастая няня,
видавшая виды,―/ Пе Эн Милюков.
«Не спится, няня… / Здесь так душно…
Открой окно/ да сядь ко мне».
― Кускова,/ что с тобой? ―/ «Мне скушно…
Поговорим о старине».
― О чем, Кускова? / Я,/ бывало,
хранила/ в памяти/ немало
старинных былей,/ небылиц ―
и про царей/ и про цариц.
И я б,/ с моим умишкой хилым, ―
короновала б/ Михаила.
Чем брать/ династию/ чужую…
Да ты/ не слушаешь меня?! ―
«Ах, няня, няня,/ я тоскую.
Мне тошно, милая моя.
Я плакать,/ я рыдать готова…»
― Господь помилуй/ и спаси…
Чего ты хочешь? / Попроси.
Чтобы тебе/ на нас/ не дуться,
дадим свобод/ и конституций…
Дай/ окроплю/ речей водою
горящий бунт… ―/ «Я не больна.
Я… / знаешь, няня… / влюблена…»
― Дитя мое,/ господь с тобою! ―
И Милюков/ ее/ с мольбой
Крестил/ профессорской рукой.
― Оставь, Кускова,/ в наши лета
любить/ задаром/ смысла нету. ―
«Я влюблена»,―/ шептала/ снова
в ушко/ профессору/ она.
― Сердечный друг,/ ты нездорова. ―
«Оставь меня,/ я влюблена».
― Кускова,/ нервы,―/ полечись ты… ―
«Ах, няня,/ он/ такой речистый…
Ах, няня-няня! / няня! / Ах!
Его же ж/ носят на руках.
А как поет он/ про свободу…
Я с ним хочу,―/ не с ним,/ так в воду».
Старушка/ тычется в подушку,
и только слышно:/ «Саша! ―/ Душка!»
Смахнувши/ слезы/ рукавом,
взревел усастый нянь:/ ― В кого?
Да говори ты нараспашку! ―
«В Керенского…» / ― В какого? / В Сашку? ―
И от признания/ такого
лицо/ расплылось/ Милюкова.
От счастия/ профессор ожил: ―
Ну, это что ж―/ одно и то же!
При Николае/ и при Саше
Мы/ сохраним доходы наши. ―
Быть может,/ на брегах Невы
Подобных/ дам/ видали вы?