В Париже, в Венсене, рухнул дом, придавивший 30 рабочих. Министры соболезновали. 200 коммунистов и демонстрантов арестовано.
Из газет
Красивые шпили
домов-рапир
видишь,
в авто несясь.
Прекрасны
в Париже
пале ампир,
прекрасны
пале ренесанс.
Здесь чтут
красоту,
бульвары метя,
искусству
почет здоров ―
сияют
векам
на дворцовых медях
фамилии архитекторов.
Собакой
на Сене
чернеют дворцы
на желтизне
на осенней,
а этих самых
дворцов
творцы
сейчас
синеют в Венсене.
Здесь не плачут
и не говорят,
надвинута
кепка
на бровь.
На глине
в очередь к богу
в ряд
тридцать
рабочих гробов.
Громок
парижских событий содом,
но это―
из нестоящих:
хозяевам
наспех
строили дом,
и дом
обвалился на строящих.
По балкам
будто
растерли томат.
Каменные
встали над яминою ―
каменное небо,
каменные дома
и горе,
огромное и каменное.
Закат кончается.
Час поздноват.
Вечер
скрыл искалеченности.
Трудно
любимых
опознавать
в человечьем
рагу из конечностей.
Дети,
чего испугались крови?!
Отмойте
папе
от крови щеку!
Строить
легочь
небесных кровель
папе―
небесному кровельщику.
О папе скорбь
глупа и пуста,
он―
ангел французский,
а впрочем,
ему
и на небе
прикажут стать
божьим чернорабочим.
Сестра,
чего
склонилась, дрожа, ―
обвисли
руки-плети?!
Смотри,
как прекрасен
главный ажан
в паре
солнц-эполетин.
Уймись, жена,
угомонись,
слезы
утри
у щек на коре…
Смотри,
пришел
премьер-министр
мусье Пуанкаре.
Богатые,
важные с ним господа,
на портфелях
корон отпечатки.
Мусье министр
поможет,
подаст…
пухлую ручку в перчатке.
Ажаны,
косясь,
оплывают гроба
по краю
горя мокрого.
Их дело одно―
«пасэ а табак»,
то есть―
«бей до крови».
Слышите:
крики
и песни клочки
домчались
на спинах ветров…
Это ажаны
в нос и в очки
наших
бьют у метро.
Пусть
глупые
хвалят
свой насест ―
претит
похвальба отеческая.
Я славлю тебя,
«репюблик франсэз»,
свободная
и демократическая.
Свободно, братья,
свободно, отцы,
ждите
здесь
вознесения,
чтоб новым Людовикам
пале и дворцы
легли
собакой на Сене.
Чтоб город
верхами
до бога дорос,
чтоб видеть,
в авто несясь,
как чудны
пале
Луи Каторз,
ампир
и ренесанс.
Во внутренности
не вмешиваюсь, гостя,
лишь думаю,
куря папироску:
мусье Париж,
на скольких костях
твоя
покоится роскошь?
[1928]
Из газет
Красивые шпили
домов-рапир
видишь,
в авто несясь.
Прекрасны
в Париже
пале ампир,
прекрасны
пале ренесанс.
Здесь чтут
красоту,
бульвары метя,
искусству
почет здоров ―
сияют
векам
на дворцовых медях
фамилии архитекторов.
Собакой
на Сене
чернеют дворцы
на желтизне
на осенней,
а этих самых
дворцов
творцы
сейчас
синеют в Венсене.
Здесь не плачут
и не говорят,
надвинута
кепка
на бровь.
На глине
в очередь к богу
в ряд
тридцать
рабочих гробов.
Громок
парижских событий содом,
но это―
из нестоящих:
хозяевам
наспех
строили дом,
и дом
обвалился на строящих.
По балкам
будто
растерли томат.
Каменные
встали над яминою ―
каменное небо,
каменные дома
и горе,
огромное и каменное.
Закат кончается.
Час поздноват.
Вечер
скрыл искалеченности.
Трудно
любимых
опознавать
в человечьем
рагу из конечностей.
Дети,
чего испугались крови?!
Отмойте
папе
от крови щеку!
Строить
легочь
небесных кровель
папе―
небесному кровельщику.
О папе скорбь
глупа и пуста,
он―
ангел французский,
а впрочем,
ему
и на небе
прикажут стать
божьим чернорабочим.
Сестра,
чего
склонилась, дрожа, ―
обвисли
руки-плети?!
Смотри,
как прекрасен
главный ажан
в паре
солнц-эполетин.
Уймись, жена,
угомонись,
слезы
утри
у щек на коре…
Смотри,
пришел
премьер-министр
мусье Пуанкаре.
Богатые,
важные с ним господа,
на портфелях
корон отпечатки.
Мусье министр
поможет,
подаст…
пухлую ручку в перчатке.
Ажаны,
косясь,
оплывают гроба
по краю
горя мокрого.
Их дело одно―
«пасэ а табак»,
то есть―
«бей до крови».
Слышите:
крики
и песни клочки
домчались
на спинах ветров…
Это ажаны
в нос и в очки
наших
бьют у метро.
Пусть
глупые
хвалят
свой насест ―
претит
похвальба отеческая.
Я славлю тебя,
«репюблик франсэз»,
свободная
и демократическая.
Свободно, братья,
свободно, отцы,
ждите
здесь
вознесения,
чтоб новым Людовикам
пале и дворцы
легли
собакой на Сене.
Чтоб город
верхами
до бога дорос,
чтоб видеть,
в авто несясь,
как чудны
пале
Луи Каторз,
ампир
и ренесанс.
Во внутренности
не вмешиваюсь, гостя,
лишь думаю,
куря папироску:
мусье Париж,
на скольких костях
твоя
покоится роскошь?
[1928]
Анализ стихотворения В. В. Маяковского «Стихи о красотах архитектуры»
- Введение
- Общее впечатление о стихотворении.
- Контекст написания: политическая и социальная обстановка в 1920-х годах.
- Тематика и основные вопросы, поднимаемые поэтом.
- Структура стихотворения
- Форма: свободный стих, отсутствие строгой рифмы.
- Структурное деление: социальные и архитектурные образы.
- Использование противоречивых образов: красота архитектуры против трагедии.»
- Тематика и мотивы
- Архитектура как символ общества:
- Красота и величие зданий (ампир, ренессанс).
- Контраст между архитектурной красотой и социальными трагедиями.
- Тема рабочего класса:
- Жертвы, упомянутые в начале (30 рабочих).
- Проблема эксплуатации и невидимой боли.
- Историческая и социальная ирония:
- Аресты коммунистов как символ политической репрессии.
- Образ «богатых господ», игнорирующих страдания.
- Лексика и стилистические приемы
- Использование разговорной и метафорической лексики:
- Простые слова, описывающие сложные социальные явления.
- Метафоры (например, «человечьем рагу из конечностей»).
- Символика:
- Дворцы как символ богатства и власти.
- Собака на Сене как символ деградации ценностей.
- Образы и сравнения:
- Контраст между благородными архитектурными стилями и трагедией простого человека.
- Значение лица («папа», «сестра») в понимании человеческого горя.
- Эмоциональный фон
- Смесь горя и иронии.
- Использование обращений к читателю и внутренние размышления.»
- Чувство отчаяния и безысходности ощущается через текст.
- Заключение
- Обобщение основных тем и мотивов стихотворения.
- Влияние на читателя: побуждение к размышлениям о социальных вопросах.
- Личное восприятие текста, актуальность темы на современном этапе.
