ВЕСНА
В газетах/ пишут/ какие-то дяди,
что начал/ любовно/ постукивать дятел.
Скоро/ вид Москвы/ скопируют с Ниццы,
цветы создадут/ по весенним велениям.
Пишут,/ что уже/ синицы
оглядывают гнезда/ с любовным вожделением.
Газеты пишут:/ дни горячей,
налетели/ отряды/ передовых грачей.
И замечает/ естествоиспытательское око,
что в березах/ какая-то/ циркуляция соков.
А по-моему―/ дело мрачное:
начинается/ горячка дачная.
Плюнь,/ если рассказывает/ какой-нибудь шут,
как дачные вечера/ милы,/ тихи.
Опишу
хотя б,/ как на даче/ выделываю стихи.
Не растрачивая энергию/ средь ерундовых трат,
решаю твердо/ писать с утра.
Но две девицы,/ и тощи/ и рябы,
заставили идти/ искать грибы.
Хожу в лесу-с,
на каждой колючке/ распинаюсь, как Иисус.
Устав до того,/ что не ступишь на ноги,
принес сыроежку/ и две поганки.
Принесши трофей,
еле отделываюсь/ от упомянутых фей.
С бумажкой/ лежу на траве я,
и строфы/ спускаются,/ рифмами вея.
Только/ над рифмами стал сопеть,
и―/ меня переезжает/ кто-то/ на велосипеде.
С балкона,/ куда уселся, мыча,
сбежал/ во внутрь/ от футбольного мяча.
Полторы строки намарал ―
и пошел/ ловить комара.
Опрокинув чернильницу,/ задув свечу,
подымаюсь,/ прыгаю,/ чуть не лечу.
Поймал,/ и при свете/ мерцающих планет
рассматриваю―/ хвост малярийный/ или нет?
Уселся,/ но слово/ замерло в горле.
На кухне крик:/ ― Самовар сперли! ―
Адамом,/ во всей первородной красе,
бегу/ за жуликами/ по василькам и росе.
Отступаю/ от пары/ бродячих дворняжек,
заинтересованных/ видом/ юных ляжек.
Сел/ в меланхолии.
В голову/ ни строчки/ не лезет более.
Два.
Ложусь в идиллии.
К трем часам―/ уснул едва,
а четверть четвертого/ уже разбудили.
На луже,/ зажатой/ берегам в бока,
орет/ целуемая/ лодочникова дочка…
«Славное море―/ священный Байкал,
Славный корабль―/ омулевая бочка».
[1927]