ВОЗВРАЩЕНИЕ МАЯКОВСКОГО
1, 2, 4, 8, 16, тысячи, миллионы.
Вставай,/ довольно! / На солнце очи!
Доколе будешь распластан, нем?
Бурчу спросонок:/ «Чего грохочут?
Кто смеет сердцем шуметь во мне?»
Утро,/ вечер ли?
Ровен белесый свет небес.
Сколько их,/ веков,/ успело уйти,
в дребезги дней разбилось о даль…
Думаю,/ глядя на млечные пути, ―
не моя седая развеялась борода ль?
Звезды падают. / Стал глаза вести.
Ишь/ туда,/ на землю, быстрая!
Проснулись в сердце забытые зависти,
а мозг/ досужий/ фантазию выстроил.
― Теперь/ на земле,/ должно быть, ново.
Пахучие весны развесили в селах.
Город каждый, должно быть, иллюминован.
Поет семья краснощеких и веселых.
Тоска возникла. / Резче и резче.
Царственно туча встает,/ дальнее вспыхнет облако,
все мне мерещится
близость/ какого-то земного облика.
Напрягся,/ ищу/ меж другими точками
землю.
Вот она! // Въелся.
Моря различаю,/ горы в орлином клекоте…
Рядом отец. / Такой же. / Только на ухо больше туг,
да поистерся/ немного/ на локте
форменный лесничего сюртук.
Раздражает. / Тоже/ уставился наземь.
Какая старому мысль ясна?
Тихо говорит:/ «На Кавказе,
вероятно, весна».
Бестелое стадо,/ ну и тоску ж оно
гонит! // Взбу́бнилась злоба апаша.
Папаша,/ мне скушно!
Мне скушно, папаша!
Глупых поэтов небом ма́ните,
вырядились/ звезд ордена!
Солнце! / Чего расплескалось мантией?
Думаешь ― кардинал?
Довольно лучи обсасывать в спячке.
За мной! / Все равно без ножек ―
чего вам пачкать?!
И галош не понадобится в гря́зи земной.
Звезды! / Довольно/ мученический плести
венок/ земле! / Озакатили красным.
Кто там/ крылами/ к земле блестит?
Заря? / Стой! / По дороге как раз нам.
То перекинусь радугой,
то хвост завью кометою.
Чего пошел играть дугой?
Какую жуть в кайме таю?
Показываю/ мирам/ номера/ невероятной скорости.
Дух/ бездомный давно/ полон дум о давних
днях. / Земных полушарий горсти
вижу―/ лежат города в них.
Отдельные голоса различает ухо.
Взмахах в ста.
«Здравствуй, старуха!»
Поскользнулся в асфальте. / Встал.
То-то удивятся не ихней силище
путешественника неб.
Голоса:/ «Смотрите,/ должно быть, красильщик/ с крыши.
Еще удачно! / Тяжелый хлеб».
И снова/ толпа/ в поводу у дела,
громоголосый катился день ее.
О, есть ли/ глотка,/ чтоб громче вгудела ―
города громче―/ в его гудение.
Кто схватит улиц рвущийся вымах!
Кто может распутать тоннелей подкопы!
Кто их остановит,/ по воздуху/ в дымах
аэропланами буравящих копоть!
По скату экватора/ Из Чикаг/ сквозь Тамбовы
катятся рубли. / Вытянув выи,
гонятся все,/ телами утрамбовывая
горы,/ моря,/ мостовые.
Их тот же лысый/ невидимый водит,
главный танцмейстер земного канкана.
То в виде идеи,/ то черта вроде,
то богом сияет, за облако канув.
Тише, философы! / Я знаю―/ не спорьте ―
зачем источник жизни дарен им.
Затем, чтоб рвать,/ затем, чтоб портить
дни листкам календарным.
Их жалеть! / А меня им жаль?
Сожрали бульвары,/ сады,/ предместья!
Антиквар? / Покажите! / Покупаю кинжал.
И сладко чувствовать,/ что вот/ пред местью я.