Ренегат
О том, что недавно случилось в Иране,
Поведаю я перед всеми…
Сидел на цветочном кашмирском диване
Паша трехбунчужный в гареме.
Гречанки, лезгинки поют и играют,
Под песни их пляшут киргизки:
Здесь небо, там тени Эвлиса мелькают
В обетных глазах одалиски.
Паша их не видит, паша их не слышит;
Надвинул чалму; недвижимо
И молча он курит, ― и ветер колышет
Вокруг него облако дыма.
Вдруг шум до порога блаженства доходит ―
Рабы расступились толпою:
Кизляр ― ага новую пленницу вводит
И молвит, склонясь над пашою:
«Эфенди! Твои светозарные очи
Горят меж звездами дивана,
Как в ярких алмазах, на ризах полночи,
Сам пламенник Альдебарана!
Блесни же мне свыше, светило дивана!
Слуга твой, в усердье горячем,
Принес тебе вести, что ветр Ляхистана
Дарит тебя новым харчем.
В Стамбуле сады падишаха едва ли
Такою красуются розой…
Она ― уроженка холодной той дали,
Куда ты уносишься грезой».
Тут с пленницы снял он покров горделиво ―
И ахнул весь двор и смутился…
Паша на красавицу глянул лениво ―
И медленно набок склонился.
Чубук и чалма у него упадают;
Дремотой смежилися веки;
Уста посинели… к нему подпадают:
Уснул ренегат… и навеки.
(1852)