МЕДВЕДЬ
Лапой крушил молодые дубки,
Бор оглушал, рыча.
И были жилы его крепки,
И кровь была горяча.
Ранней весной из берлоги ― вон!
Гнилью разит листва.
На ветках звон, и в ушах звон,
И кружится голова.
Зиму наскучило спать да говеть,
Он по натуре не крот, ―
Идет, пошатываясь, медведь,
Шерсть о кору трет.
Шел, пошатываясь, медведь,
Все по-новому замечал
И лишь потому, что не мог петь,
Р-р-рычал.
Лет своих никогда не считал,
Товарищей не имел,
О лучшем не думал и не мечтал,
За то, что есть, постоять умел.
Врагов о милости не молил,
Не ведал земной тоски,
Медвежатников наземь валил,
Ломал рогатины на куски.
Но из-за дерева – из-за угла ―
Ничтожная пуля его подсекла.
Даже меха не повредила
Дырочка тоненькая, как шило,
Но кровь, на месте застыв, остыла,
И стали дряблыми жилы.
Ему ножом распороли живот
Без всяких переживаний.
Мочили, солили, сушили ― и вот
Он стал подстилкою на диване.
На нем целуются, спят и пьют,
О Пастернаке спорят,
Стихи сочиняют, песни поют,
Клопов керосином морят.
В центре Москвы, от лесов вдали,
Лежит он, засыпанный пудрой дешевой.
Как до жизни такой довели
Его, могучего и большого?
Оскалена жалко широкая пасть,
Стеклянны глаза-гляделки.
Посмотришь ― и думаешь: страшно попасть
В такую вот переделку.
1944