ШТРАФ
Мир везде и всюду одинаков, ―
Изнывая от его щедрот,
Баранаускайте через Краков
По центральной улице идет.
Все грубы и наглы. / Чем же, кем же
Утешаться к тридцати годам
Баранаускайте, манекенше,
Разъезжающей по городам?
И―/ В вечерний шелк полуодета,
А точнее ― полунагишом ―
Краковская гейша, с тенью гетто
На лице красивом и большом,
Голосом поставленным и резким,
Яркой краской увеличив рот,
Перепутав польское с еврейским,
Голубые песенки поет.
Крупная, по-женски обжитая
И вполне здоровая на вид,
О любви и нежности мечтая,
По ночам тоскует и не спит.
Вот и разрушается здоровье,
Неполадки в теле молодом, ―
И струя ветхозаветной крови
Через сердце движется с трудом.
Для чего ей новых мод шедевры,
Синей тушью подведенный взгляд
Если не выдерживают нервы
И почти без повода шалят.
Лишь одна осталась ей свобода ―
Вспоминать свою былую прыть
И, не соблюдая перехода,
Медленно проспект переходить.
Милиционеры, не зевайте,
Поскорей свистки пускайте в ход,
Переходит Баранаускайте
Улицу не там, где переход.
Красные чулки и черный шарф,
Сумочка из кожи крокодила,
Баранаускайте платит штраф,
А квиток к витрине прилепила.
Поплевала на него ― и шлеп,
Так и припечатала квиточек,
Чтобы отучить, отвадить чтоб
Всех, до приставания охочих.
1965