Зима. И, если погасить ночник,
Снег, бьющий в стекла, осветит полнее
Предел огромной комнаты в траншее
Арбата и незастекленных книг.
А за окошком города и веси
Теперь уже в последнем равновесье
Недиких сил. И лютый приступ голода
Блокированного, больного города
На берегу. И лютая тоска
По той войне. И зимняя Москва.
Поют в его дому сверчки запечные,
Что суждено ему на веки вечные
К несчастью ― завлитчастью… Ну и что ж…
Быть может, номера у нас и ложные,
Но все же мы работаем без лонжи, ―
Упал ― пропал, костей не соберешь.
Так размышляет он. И тем не менее ―
Сомнительное самоутешение.
1969