Из темного ущелия Кармила
На солнце выполз Агасвер. Другое
Тысячелетье шло к концу с тех нор,
Как он бродил, бичуемый тревогой,
По всем странам. ― Когда, идя на казнь,
Христос под крестной ношею склонился
И отдохнуть у двери Агасвера
На миг остановился, Агасвер
Его сурово оттолкнул, ― и дальше
Пошел Христос, и пал под тяжкой ношей
Без слова, без стенанья. Тут предстал
Пред Агасвера грозный ангел Смерти
И с гневным взглядом молвил: «Отдохнуть
Ты сыну человеческому не дал;
Не знай же сам ты отдыха отныне,
Бесчеловечный, до его второго
Пришествия!»
И черный адский демон
Гнал Агасвера из страны в страну,
И не было гонимому ни сладкой
Надежды умереть, ни утешенья
Найти успокоение в могиле.
Из темного ущелия Кармила
На солнце вышел Агасвер. С лица
И с бороды стряхнул он пыль; из груды
Костей, нагроможденных тут, взял череп
И по горе метнул его с размаха.
Запрыгал череп, зазвенел о камни ―
И разлетелся вдребезги. «То был
Отец мой!» ― Агасвер проскрежетал.
Еще схватил он череп ― и еще…
Семь черепов, кружася, покатились
С утеса на утес. «А это ― это… ―
Он восклицал с налившимися кровью
Безумными глазами, ― это были
Мои все жены!» Черепа катились…
Еще… Еще… «А это ― это были
Мои все дети! ― скрежетал несчастный, ―
И умерли! Они могли… а я,
Отверженный, я не могу! нет смерти!
Грознейший суд мучительнейшей карой
Навеки надо мной отяготел.
И пал Йерусалим. Я с лютой злобой
Смотрел, как мрут другие, ― и кидался
В объятья пламени, и ярой бранью
Дразнил меч римлян. Грозное проклятье
Меня как бронь хранило я не умер!
И рухнул Рим, всесветный исполин.
Я голову и грудь свою подставил.
Он рухнул ― и меня не раздавил.
Передо мною нации рождались
И умирали; я же оставался,
Не умирал! ― С вершин, одетых в тучи,
Кидался я в пучину; но прилив
Меня волною выносил на сушу,
И жгучий яд существованья снова
Меня палил. ― К запекшемуся зеву
Волкана я взобрался. Я скатился
В его утробу. Там стонал и выл
Я десять месяцев в чаду и мраке;
Ногтями рыл курящееся устье…
И огненная матка разродилась
Потоком лавы, и меня опять
Из пламенного выкинула зева,
И в пепле шевельнулся я ― живой!
В горящий лес я бросился. Я бегал,
Беснуясь, средь пылающих деревьев.
С волос своих они меня кропили
Огнем, ― и пухло тело у меня,
И ныла кость. Но не сгорел я! жив!
И ринулся я в дикий пыл войны.
В грозе кровавых битв с врагом сходился
Лицом к лицу. Ругательством поносным
Я разжигал и галла и германца;
Но от меня отскакивали стрелы,
Обламывались копья об меня.
Об череп мой в осколки разлетались
Кривые сабли сарацинов. Пули
В меня летели градом ― как горох
В железный панцирь. Молнии сраженья,
Змеясь, мне опоясывали тело,
И, как утес, зубчатою вершиной
Поднявшийся за тучи, оставался
Я невредим. Напрасно слон меня
Топтал; напрасно конь своим железным
Копытом бил, дыбясь средь ярой сечи! ―
Пороховой подземный взрыв меня
Высоко взбросил; оглушенный, тяжко
Упал на землю я ― и очутился
Средь изможженных трупов, весь обрызган
Их кровью, мозгом, ― жив и невредим!
На мне ломались молот и топор;
У палачей мертвели руки; зубы
У тигров притуплялись. В цирке лев
Голодный растерзать меня не мог.
Я подползал к норе гремучих змей;
Кровавый гребень щекотал дракону,
И жало змей меня не заражало;
Терзал и грыз дракон, не умерщвляя.
И я пошел плевать хулой и бранью
В лицо тиранам.
Говорил Нерону:
«Ты пес! ты кровопийца!» Христиерну
Я говорил: «Ты пес! ты кровопийца!»
Мулею Измаилу говорил:
«Ты пес! ты кровопийца!» И тираны
Мне злейшие придумывали пытки
И казни… Но меня не умертвили.
О, ужас! умереть не мочь! покоя
Не мочь найти, томясь и изнывая!
И всё влачить иссохшее, как труп,
И тлением пропахнувшее тело!
Столетья и тысячелетья ― видеть
Перед Собой зияющую пасть
Чудовища Одно и то же! видеть,
Как Время, в ненасытном любодействе
И в вечном голоде, детей рождает,
Иль пожирает! Умереть не мочь! ―
О беспощадный мститель! есть ли казнь
Грознейшая в твоей всевластной воле?
Казни меня, казни меня ты ею!
О, если б пасть от одного удара,
И с этой выси покатиться вниз,
И у подошвы горной растянуться,
И, вздрогнув, прохрипеть и умереть!»
И Агасвер шатнулся, смутный гул
Ему наполнил уши; тьма покрыла
Горячие зеницы. ― Светлый ангел
Взял на руки его и снес в ущелье,
И там сложил и молвил: «Агасвер!
Спи мирным сном! Не вечен божий гнев»
На солнце выполз Агасвер. Другое
Тысячелетье шло к концу с тех нор,
Как он бродил, бичуемый тревогой,
По всем странам. ― Когда, идя на казнь,
Христос под крестной ношею склонился
И отдохнуть у двери Агасвера
На миг остановился, Агасвер
Его сурово оттолкнул, ― и дальше
Пошел Христос, и пал под тяжкой ношей
Без слова, без стенанья. Тут предстал
Пред Агасвера грозный ангел Смерти
И с гневным взглядом молвил: «Отдохнуть
Ты сыну человеческому не дал;
Не знай же сам ты отдыха отныне,
Бесчеловечный, до его второго
Пришествия!»
И черный адский демон
Гнал Агасвера из страны в страну,
И не было гонимому ни сладкой
Надежды умереть, ни утешенья
Найти успокоение в могиле.
Из темного ущелия Кармила
На солнце вышел Агасвер. С лица
И с бороды стряхнул он пыль; из груды
Костей, нагроможденных тут, взял череп
И по горе метнул его с размаха.
Запрыгал череп, зазвенел о камни ―
И разлетелся вдребезги. «То был
Отец мой!» ― Агасвер проскрежетал.
Еще схватил он череп ― и еще…
Семь черепов, кружася, покатились
С утеса на утес. «А это ― это… ―
Он восклицал с налившимися кровью
Безумными глазами, ― это были
Мои все жены!» Черепа катились…
Еще… Еще… «А это ― это были
Мои все дети! ― скрежетал несчастный, ―
И умерли! Они могли… а я,
Отверженный, я не могу! нет смерти!
Грознейший суд мучительнейшей карой
Навеки надо мной отяготел.
И пал Йерусалим. Я с лютой злобой
Смотрел, как мрут другие, ― и кидался
В объятья пламени, и ярой бранью
Дразнил меч римлян. Грозное проклятье
Меня как бронь хранило я не умер!
И рухнул Рим, всесветный исполин.
Я голову и грудь свою подставил.
Он рухнул ― и меня не раздавил.
Передо мною нации рождались
И умирали; я же оставался,
Не умирал! ― С вершин, одетых в тучи,
Кидался я в пучину; но прилив
Меня волною выносил на сушу,
И жгучий яд существованья снова
Меня палил. ― К запекшемуся зеву
Волкана я взобрался. Я скатился
В его утробу. Там стонал и выл
Я десять месяцев в чаду и мраке;
Ногтями рыл курящееся устье…
И огненная матка разродилась
Потоком лавы, и меня опять
Из пламенного выкинула зева,
И в пепле шевельнулся я ― живой!
В горящий лес я бросился. Я бегал,
Беснуясь, средь пылающих деревьев.
С волос своих они меня кропили
Огнем, ― и пухло тело у меня,
И ныла кость. Но не сгорел я! жив!
И ринулся я в дикий пыл войны.
В грозе кровавых битв с врагом сходился
Лицом к лицу. Ругательством поносным
Я разжигал и галла и германца;
Но от меня отскакивали стрелы,
Обламывались копья об меня.
Об череп мой в осколки разлетались
Кривые сабли сарацинов. Пули
В меня летели градом ― как горох
В железный панцирь. Молнии сраженья,
Змеясь, мне опоясывали тело,
И, как утес, зубчатою вершиной
Поднявшийся за тучи, оставался
Я невредим. Напрасно слон меня
Топтал; напрасно конь своим железным
Копытом бил, дыбясь средь ярой сечи! ―
Пороховой подземный взрыв меня
Высоко взбросил; оглушенный, тяжко
Упал на землю я ― и очутился
Средь изможженных трупов, весь обрызган
Их кровью, мозгом, ― жив и невредим!
На мне ломались молот и топор;
У палачей мертвели руки; зубы
У тигров притуплялись. В цирке лев
Голодный растерзать меня не мог.
Я подползал к норе гремучих змей;
Кровавый гребень щекотал дракону,
И жало змей меня не заражало;
Терзал и грыз дракон, не умерщвляя.
И я пошел плевать хулой и бранью
В лицо тиранам.
Говорил Нерону:
«Ты пес! ты кровопийца!» Христиерну
Я говорил: «Ты пес! ты кровопийца!»
Мулею Измаилу говорил:
«Ты пес! ты кровопийца!» И тираны
Мне злейшие придумывали пытки
И казни… Но меня не умертвили.
О, ужас! умереть не мочь! покоя
Не мочь найти, томясь и изнывая!
И всё влачить иссохшее, как труп,
И тлением пропахнувшее тело!
Столетья и тысячелетья ― видеть
Перед Собой зияющую пасть
Чудовища Одно и то же! видеть,
Как Время, в ненасытном любодействе
И в вечном голоде, детей рождает,
Иль пожирает! Умереть не мочь! ―
О беспощадный мститель! есть ли казнь
Грознейшая в твоей всевластной воле?
Казни меня, казни меня ты ею!
О, если б пасть от одного удара,
И с этой выси покатиться вниз,
И у подошвы горной растянуться,
И, вздрогнув, прохрипеть и умереть!»
И Агасвер шатнулся, смутный гул
Ему наполнил уши; тьма покрыла
Горячие зеницы. ― Светлый ангел
Взял на руки его и снес в ущелье,
И там сложил и молвил: «Агасвер!
Спи мирным сном! Не вечен божий гнев»
Анализ стихотворения «Вечный жид»
- Введение
- Стихотворение написано Михаилом Лермонтовым и затрагивает тематику бессмертия, вины и поиска покоя.
- Главный герой Агасвер является символом вечного странника, который вынужден бродить по земле в наказание за свои ошибки.
- Сюжет и структура
- Основной сюжет
- Агасвер, бродя по миру, вспоминает тот момент, когда оттолкнул Христа, что и стало причиной его вечных страданий.
- Стихотворение пропитано духом исторической справедливости и философских размышлений о смысле жизни и смерти.
- Структура
- Стихотворение является свободным стихом, без четкого ритма и рифмы, что создает ощущение «потока сознания» героя.
- Разбивка на стихотворные строфы помогает подчеркнуть разные эмоциональные состояния Агасвера: от страха до безысходности.
- Основной сюжет
- Темы и мотивы
- Тематика бессмертия
- Агасвер стал символом бессмертия, и это бессмертие самое мучительное, так как он не может найти покой.
- Каждый новый век прибавляет новые страдания и терзания в душе героя.
- Тематика вины
- Отказавшись дать Христу отдых, Агасвер обрекает себя на вечные скитания.
- В его памяти постоянно всплывают образы погибших родных, что еще больше подчеркивает чувства вины и скорби.
- Тематика искупления
- Герой подобен мифическому персонажу, который не может искупить свою вину, так как все попытки навредить ему терпят неудачу.
- Агасвер стремится к внутреннему миру, но он не может его достичь.
- Тематика бессмертия
- Персонажи
- Агасвер
- Является главным персонажем, который символически олицетворяет вечное странствие, неумолимо полное страдания.
- Его внутренний конфликт между желанием покоя и реальностью вечной жизни вызывает жалость и сочувствие.
- Христос
- Представляет собой идеал сострадания и любви, что контрастирует с бездушным поступком Агасвера.
- Повторяющаяся фигура Христа в данном контексте меняет восприятие страха и боли, которые испытывает главный герой.
- Ангел Смерти
- Служит напоминанием о последствиях поступков Агасвера, что ведет к его обвинению в бессердечности.
- Ангел выступает как катализатор, который подтверждает его наказание и фаталистическую природу его существования.
- Агасвер
- Стиль и язык
- Язык
- Стихотворение написано насыщенным, образным языком, который передает все страдания героя.
- Метафоры и аллегории, используемые автором, усиливают напряженность и драматизм повествования.
- Стиль
- Написано в романтическом стиле, пропитанном символизмом и философскими рассуждениями.
- Использование риторических вопросов и восклицаний подчеркивает внутренние терзания личности героя.
- Язык
- Заключение
- «Вечный жид» является мощным поэтическим произведением, которое глубоко затрагивает психологические и философские аспекты человеческой жизни.
- Сквозь страдания и букеты мучений, изображенные в стихотворении, читатель понимает, что путь к искуплению может быть самым сложным, и порой — невозможным.
