НИГИЛИСТ
Поэма
ГЛАВА ВТОРАЯ*
Не в свой «тарантас» не садись.
Новая пословица
Какую выберу я тему ―
Того пока не знаю сам.
Гр. Соллогуб
1
Подобно графу Соллогубу,
Кой-как взобравшись на Парнас,
Не знаю сам, кусая губу,
Чем я начну теперь рассказ, ―
Но, как ему, мне так же любо
Писать на тему ― нигилист,
И я, хоть это, впрочем, грубо,
Бледнея, словно в книге лист,
К поэме графа Соллогуба
Приделать смело пожелал
И продолженье и финал.
2
Моя услуга, если взвесить,
Должна возрадовать славян:
Поэт, наверно, лет чрез десять
Успеет кончить свой роман
И «тайну старческой работы»
Отдаст Погодину, а тот,
Не получивши с «Утра» льготы,
Положит рукопись в комод
И, может быть, лишь лет чрез двести,
Для услажденья разных каст,
С трудами собственными вместе
Поэму графскую издаст.
А я ― мне вечер только нужен,
Чтоб в горе выручить певца,
Я сяду весело за ужин,
Сведя поэму до конца.
3
Поэмы план исполню свято
И ничего не искажу;
Ее героя-демократа,
Как Соллогуб, изображу
Я той же самой черной краской;
Его в безбожьи обвиню
И даже стих, немного тряский,
Для колорита сохраню.
Ведь, в самом деле, есть причины
Такие фразы мне сберечь:
«В душе прорезались морщины»
Иль «ум его широкоплеч».
От фраз поэта цепенея,
Я им подобных не слыхал
С «сухих туманов» «Атенея»…
Но, чу! уж мой Пегас заржал
(Старинной верен я системе ―
Пегаса вспомнить при поэме),
И я, как опытный ездок,
Путь начинаю без печали.
4
Герой ― Белин. Его так звали.
Его портрет в короткий срок
Я очерчу, и по контуру
Увидят все ― я убежден, ―
Что из себя карикатуру
Изображал в природе он;
Что все певцы в преклонных летах
(Я сам как лунь, к несчастью, сед)
В его типических приметах
Найдут все язвы поздних лет,
Найдут, что он был очень странен,
Трихином века заражен,
Эгоистически-гуманен
И отвратительно умен.
5
Итак, он был, во-первых, молод,
А этот факт на стариков
Нагнать повсюду может холод;
Потом, он был из бедняков,
Имел долги и не платил их,
Носил в заплатках сапоги
(У богачей кровь стынет в жилах: ―
Как? он, бедняк, ― имел долги?!),
Был, разумеется, нечесан,
Неловок, грязен, неотесан…
«Весть» всем студентам зауряд
Дала сей яркий аттестат,
И без подобного патента
Нельзя описывать студента, ―
К тому ж и мало тут хлопот:
Прием известный ― спорит грубо,
Волос не чешет круглый год,
Как волк голодный ест и пьет
И ― не читает Соллогуба.
Лишь подвяжи такой ярлык ―
Герой готов в единый миг.
6
Дарвина, Фогта, Молешотта
Белин прочел уже давно,
Но пропадала в нем охота
Читать Погодина, Михно,
Каткова, Вяземского, Фета,
Замоскворецких мудрецов,
Заголосивших не под лета,
Лихих обеденных певцов,
Жизнь отравивших многим россам, ―
И, как Москвы ленивый сын,
Не занят вовсе был вопросом:
«Когда родился Карамзин?»
Любил он спорить за обедом,
Что жизнь без знанья ― детский бред,
Что без труда жить ― цели нет,
Короче ― был он людоедом,
Как выражается поэт.
7
Чтоб жизнь не кончить со скандалом
(Смотрите первую главу),
Белин вдруг стал провинциалом
И бросил шумную Неву.
Благодаря различным шашням
Ему в столице не везло,
И он учителем домашним
Попал к помещику в село
И обитателей усадьбы
Стал изучать, ворча не раз:
«Вот если всех вас описать бы ―
Отличный вышел бы рассказ».
8
Аристократом по преданью
В то время слыл помещик N;
Богат был только по названью,
Хоть пил вино высоких цен,
Курил гаванские сигары,
Себя, как куклу, наряжал
И на уездные базары
На кровной тройке выезжал.
Но так балуясь, год за годом,
Он не мирил приход с расходом,
А впереди… Он думал: вот,
Быть может, бабушка умрет!
Но бабушка не умирала…
Отживший лев не унывал,
На съездах корчил либерала
И всюду деньги занимал.
9
Любил теперь он в час досуга
Провозгласить пред всеми вдруг:
«Меня Жуковский чтил как друга,
И даже Пушкин был мне друг…»
Когда-то в юности далекой
(Он вспоминал о той поре)
Посланья «к деве черноокой»
Писал он в «Утренней заре».
В Париже ставил водевили,
В России драму написал,
И в Баден-Бадене ходили
Толпой смотреть, как он играл
И ставил золото в рулетку…
Но он не тот уже теперь,
Он точно зверь, попавший в клетку,
С когтями сломанными зверь.
Теперь он более не рвется,
Как прежде, в дальние края,
В его груди уже не бьется
Стихожурчащая струя.
Лениво «Голос» он читает,
Питает ненависть к перу
И лишь поноске обучает
Щенков лягавых поутру,
Новейший век ругает круто,
Всю журналистику хуля
За отрицанье… Вот к нему-то
Белин попал в учителя.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
1
В огромном барском кабинете,
Где двадцать лет без перемен
Стояло всё, помещик N
Ходил, поднявшись на рассвете,
Уже причесан и одет
И вспрыснут нежными духами…
Но здесь мне хочется стихами
Воспеть сей барский кабинет,
Покой полу-аристократа,
Полупсаря, полупевца,
Полуфранцузика с лица,
В Париже жившего когда-то,
Полупомещика степей,
Полугероя в старом стиле,
Тех дней, когда еще носили
Парик, камзолы и тупей.
2
Всем понемножку в этом свете
Хотел быть русский сибарит,
И обстановка в кабинете
Носила тот же самый вид:
Диваны, мягкие подушки,
Седло казацкое в углу,
Галантерейные игрушки
Меж книг и счетов по столу;
Карамзина изображенье,
Портрет любимого коня ―
Внизу же было изреченье:
«Жил восемь лет, четыре дня»,
Устав дворянского собранья,
Нагайки, ружья, мундштуки,
Крылова «полное изданье»,
Размеров разных чубуки;
На полках книги меж диванов:
«Маяк», «Онегин», «Новый псарь»,
Ростопчина и ты, Курганов,
Настольной книгой бывший встарь,
Французских несколько романов
И без обертки календарь,
Да в переплетах разнородных
И привлекательных для глаз
На всех столах и полках модных
Лежал известный «Тарантас».
3
Помещик был с утра не в духе
И скрыть ворчливости не мог.
Бесило всё его ― и мухи,
И сладкий чай, и скрип сапог,
И платье сельского покроя,
И прыщ, вскочивший на щеке, ―
Забыл он даже о щенке
Своем возлюбленном Медоре.
Так утро шло. Устав шагать,
Он сел к столу в большом зазоре,
Раскрыв огромную тетрадь;
На ней же тщательно наклеен
Был с краткой надписью ярлык:
«Год двадцать третий. Мой дневник».
Привычку старую в селе он
Еще сберег и по утрам
Вносил в дневник свой без системы
Отрывки сельских эпиграмм,
Воспоминанья, «мысли», темы,
Посланья, стансы в честь кузин,
Заметок мелких ряд летучий,
Стихотворения на случай:
«В день похорон» иль «в день крестин»
На смерть собачки или дяди…
Прелюбопытная тетрадь, ―
И кое-что из той тетради
Теперь мы можем прочитать.
ДНЕВНИК ПОМЕЩИКА
1
Тоска и глушь!.. Здесь, как номады,
Живут дворяне, бросив свет…
Нигде хорошей нет помады,
И куаферов вовсе нет.
Иным здесь славно жить, но я ли
Так прост, как эти чудаки?..
Кто долго жил в Пале-Рояле,
Тот здесь удавится с тоски.
Здесь всё выходит вон из нормы ―
Грязь, неопрятность, грубость, смрад,
Притом же новые реформы…
Плебей на шею к нам сесть рад.
О боже мой! Во время оно
Мы не знавали этих бед
И на работника Семена
Тогда не жаловался Фет.
2
Повсюду злиться есть причина
И хоть в могилу впору лечь:
Нельзя крестьянина посечь
И выдрать собственного сына,
Как будто в этом есть вина…
Жить так нельзя нам, воля ваша,
С тех пор, когда упразднена
О ты, березовая каша!
3
Учитель новый наш, Белин ―
Прямой образчик демократа:
Со мною горд, как властелин,
А со слугой ― запанибрата.
Со мною спорит без затей
И очень рад перед соседом,
Перед глазами всех детей
Поднять хоть на смех за обедом.
Ну так и смотрит людоедом…
Положим, точно он умен,
И образован, и начитан,
Но всё ж мужик… При мне кричит он,
Что век наш после похорон
Напрасно рвется из могилы,
Что мы, отцы, мозгами хилы,
Что нам повсюду, здесь и тут,
Везде отходную поют
И что для чтения негоден
Ученый Грот и сам Погодин.
4
Просил главу из «Тарантаса»
Прочесть при детях Белина,
И ― вот новейшая-то раса! ―
Он мне ответил: «Вот-те на!
К чему такая старина?
Найдем мы книжку посвежее,
Чем ваш любезный «Тарантас»!»
― «Вы, сударь, грубы… таранта-с…», ―
Ему воскликнул в кураже я.
Mon dieu! Могу ль я уважать
Таких набитых дуралеев!
5
«А вы стишки для юбилеев
Всё продолжаете писать? ―
Белин спросил меня за чаем… ―
Стишки такие любы мне.
Мы этот род предпочитаем
Всем гимнам к солнцу и луне.
Принадлежать весьма солидно
К числу обеденных певцов!..»
Ну как подобных наглецов
Могу выслушивать?.. Обидно…
6
Белин за прожитое время
Хотел взять деньги. Подождешь!..
Всё это нищенское племя
Дрожит за каждый медный грош.
Когда б не этот долг проклятый,
Я не терпел бы в доме зла,
И мой назойливый глашатай
Давно б был прогнан из села.
7
В то утро, рано встав с постели,
Помещик N занес в дневник:
«Что ж это будет в самом деле?
Повелевать здесь всем привык
Недоучившийся мальчишка,
Ученьем новым умудрен,
И носит ветхий сюртучишко
Как тогу цезарскую он…
Ну нет, сегодня будет трепка…»
Тут он закрыл свою тетрадь
И закричал: «Эй, кто там! Степка!
Ко мне учителя позвать!»
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ И ПОСЛЕДНЯЯ
1
Меж тем как гнев аристократа
От раздраженья вырастал
И кистью шитого халата
Лев в нетерпении играл,
Меж тем как чай был на пол пролит,
Забыт черешневый чубук
И в доме все узнали вдруг,
Что «барин гневаться изволит», ―
В соседнем флигеле один,
С пером в руке, между двух окон,
Перед столом сидел Белин.
Уж написал немало строк он,
В письме добравшись до конца,
И даже вставил Nota bene,
Как вдруг услышал, что с крыльца
К нему стучится кто-то в сени…
Но здесь, по прихоти певца,
Приличья света проклиная
(Я ― каюсь ― их давно не чту),
Письмо студента Белина я
Без позволенья перечту.
Пускай мне скажут: экой срам-то!
Но я не вижу в том вины:
Права чиновников почтамта
Давно поэтам всем даны.
Певец в желаньях независим,
И для него, с былых времен,
Нераспечатанных нет писем,
Как для любовниц и для жен.
Белин писал:
2
«Занес же леший
Меня в проклятый уголок!..
Ушей, пожалуста, не вешай,
Не жди, что юный демагог
Тебе опишет пышным слогом,
Как он шлифует дураков
И просвещает по берлогам
Лесных медведей и волков.
Здесь, право, к подвигам великим
У всех охота пропадет;
Здесь, милый друг, в единый год,
Того гляди ― сам станешь диким,
Забудешь совесть, смысл и стыд
И станешь мелким, грязным плутом
И на Петропольский гранит
Потом «вернешься алеутом»,
Как Грибоедов говорит.
Тружусь я здесь для высших целей:
Оклад имею годовой,
Уча двух юных пустомелей
С клинообразной головой,
Которым знания ― вериги,
Которых тешит мысль одна,
Что в золотой дворянской книге
Стоять их будут имена;
Которым герб рассудка краше…
Ждут с детства эти делибаши,
Когда отца уложат в гроб,
Хоть перейдет им от папаши
Одно наследство ― медный лоб.
А сам папаша… в денди оном
Различных свойств явилась смесь:
Он весь пропах одеколоном,
Пропитан чванством пошлым весь.
Плохой певец без дарованья,
Деспот под бабьим башмаком,
Аристократ без состоянья,
Богач с иссякшим кошельком,
Романтик, грабивший реально
Своих дворовых и крестьян,
В себе явивший специально
Тип славный «русских парижан»
Он, весь уезд переполоша,
Всех мотовством своим дивил,
А мне, наставнику, ни гроша
Пока еще не заплатил
И говорит, что тот вульгарен,
Кто не умеет долго ждать…»
3
«Кто там?» ― «К себе вас просит барин…»
― «Зачем бы это ― нужно знать?..
Не о движеньи ли науки
Прослушать хочет он урок,
Иль просто от лягавой суки
Родился новенький щенок,
И о событьи этом важном
Он известить желал меня…»
Так думал, голову склоня,
Белин пред домом двухэтажным
И чрез парадное крыльцо
Дошел до двери кабинета.
Увидя хмурое лицо
Степного франта и поэта,
Белин улыбки скрыть не мог,
Спросил его: что вам угодно?
Затем домашний педагог
Сел в кресла мягкие свободно.
4
Минуты три любимец муз
Ходил по комнате сурово,
Но наконец так начал: «Ну-с,
Я вам хочу сказать два слова».
― «Хоть целый спич«. ― «Нельзя ль острот
Вам не пускать на время в ход…
Я вами, сударь, недоволен».
― «Благодарю за комплимент».
― «Я болен, слышите ли, болен
Чрез вас лишь, господин студент».
― «Больны, так нужен, значит, лекарь:
Болезнь как раз прогонит прочь,
А я не медик, не аптекарь,
И вам едва ль могу помочь».
― «Вы, сударь, держите не строго
Моих детей, ― веду я речь…»
― «Что ж, мне прикажете их сечь?
Хожалым стать из педагога?»
― «М-r Белин! Дурной пример
Моим вы детям подаете…»
― «Пример дурной… Гм! Например?»
― «Хоть о крестьянстве, о работе,
О тунеядстве высших сфер,
О пользе всех ассоциаций
Ведете с ними разговор,
А я подобных демонстраций
Не признаю уж с давних пор.
Потом… хоть это вздор… однако
Вас нужно мне предостеречь:
У вас приличного нет фрака
И ― волоса до самых плеч.
Что мне ― священно, вам ― потеха,
И много, много есть причин…»
Но здесь, скрывать не в силах смеха,
Расхохотался вдруг Белин.
Тут барин, мрачен, словно ворон,
Трясясь от злобы, вышел в зал,
Шататься стал, и на ковер он
В изнеможении упал.
5
Прибавлю вместо эпилога,
Нисколько в правде не греша:
Прогнал помещик педагога,
Не заплативши ни гроша,
А сам задумал он для света
Писать поэму «Людоед»,
И, говорят, поэма эта
Должна на днях явиться в свет.
1866