Раковый, собачий, птичий корпус…
Кодекс языка уходит в конус,
в то почти безвидное величье,
где и тексты тают в море птичьем,
где и птичий жалкий иероглиф
бедному сознанию подоблив,
где Орел ужасен и беззлобен,
Лев Матвею, как дитя, подобен.
Норка ищет мышку, а не кошку,
вошка жаждет смерти, а не вошку.
Групповуха тяготеет к вышке,
книжки страстно обожают книжки.
Вся эта гора, как Фудзияма,
обращаясь конусом, как яма,
ищет своих жутких альпинистов, ―
псов, писак, антихристов, а-христов,
Здесь тебе и топос и утопос
куб и шар, размеченный, как глобус,
жезл и кол, а на колу мочало,
как державы вечное венчало.
Говори, скажу я, но не сетуй,
если икс, преобразившись в зету,
по программе транссексуалистов
будет слишком нежен и неистов.
Бормоча и лая, как помешанный,
вдруг он вырвет Твой dentat’ой-бешеной,
переварит и предаст обструкции,
подсолив мочою деконструкции.
Неужели отличишь, балдея,
эллина от иудея,
раковый, собачий, птичий корпус
корпус Humana и корпус Deo?
1995