Август в Голицыне
Точность веса ― в осеннем настрое,
Приблизительность ― как воровство.
Потому нас не двое, а трое ―
Ты и я, и раздатчик всего.
Над оглоблями рыночных тачек,
Над загаром чердачных горбин
Ополовником некий раздатчик
Метит порции в гроздьях рябин.
Ночью, в образе ветра, галопом
Кто-то мчится по тропам родным,
Розы разным румянит сиропом ―
Одинарным, двойным и тройным!
Чтоб не вышел обвес при обмере
Или хуже того ― перебор,
Слива прежде, чем рухнуть у двери,
В нефтяной попадает прибор.
И на чашах из трезвого цинка
К волнам, в сущности, слаще халвы,
Провожает цепная сурдинка
В глубь колодезя две головы.
Огнедышащий мозг остужая
В мерзлой скважине, вдруг нахожу,
Что на нитях плоды урожая
Это я в подземелье держу!
Словно холст, распирающий пяльцы,
Или звук, распирающий грудь,
Нити яблок стремятся сквозь пальцы
Изловчиться и к воле рвануть.
Исключая позор голословья,
Сорок нитей скрываются с глаз,
Сорок яблок трещат в изголовье, ―
Объявляется яблочный Спас.
На дороге от станции к даче,
Обладатель сквозистых снастей,
Мне навстречу выходит раздатчик
С полной мерой могучих страстей.
Эта выдача ― выше проверки!
И раздатчик скрывается там,
Где закат сквозь железные дверки
Вслед за нами ползет по пятам.
1973