Июльскй ливень
Гроза гремела противнем горячим,
И яблоки на молниях пеклись,
И черный сад, подпорки раскорячив,
Глотал слюну и терся о карниз.
Всю ночь на стол, облепленный клеенкой,
Свисали с елок петли серебра,
Стекло в шарах отсвечивало пленкой,
Цветной, как нефть павлиньего пера.
Пока филенки, горки, полки, створки
Полировали замша и фланель,
В кавардаке рождественской уборки
Басила меж колен виолончель.
Как музыкант во время репетиций,
Играл ручей одно по двадцать раз.
И махаон, прикидываясь птицей,
Таращил с крыльев изумруды глаз.
Собранье музык, дрожь небесных пятен,
Влеченье влажной живности на пир ―
Любовь и голод! Был невероятен,
Как вифлеемский плод, невероятен
Был в гениальном подлиннике мир!
На даче всюду спали сном мертвецким ―
На ракладушке, в кресле, на тахте.
И, младше став под одеяльцем детским,
Сказала я кому-то в темноте:
― Прекрасно все, что с нами, в нас, над нами, ―
Так просветляй, испытывай и нежь!
Пожалуйста, продли дорогу маме,
Кусок хорошей жизни ей отрежь.
Храни меня от мрачного разлада,
Судьбу от сил нечистых отреши
И знак подай, что мудрецу не надо
Теснить безумца из моей души.
1968