Как пытали в школе малых деток,
ручки-ножки заковали в цепи,
язычки повыдергали с корнем,
а строптивых на костре спалили.
Да вокруг плясали хороводом:
директрисы свинского фасона,
из роно злодейки-инспектрисы,
весь курятник, яйца им несущий
и клюющий просо из Минпроса.
А в ладоши хлопал председатель
комитета, где сидит родитель,
он мычал, мяукал, блеял, хрюкал
и в углу мочился самогоном.
― Ну и мразь! Тошнит меня при виде.
Провалитесь, подлые вы рожи! ―
им сказала умница и прелесть,
забрала портфель и не вернулась.
― Удавлю! ― поклялся председатель
комитета, где сидит родитель.
― Да-да-да! ― сказали ребятенки. ―
Пусть как все, и не воображает!
А Наталья, умница и прелесть,
уплыла и хвостиком махнула,
потому как мама не велела
ей любить мучителей проклятых:
директрису свинского фасона,
из роно злодейку-инспектрису,
весь курятник, стонущий от страсти,
как мозги вправляют малым деткам, ―
не велела мама ей любить.
И гуляла вольная девчонка
по волнам бушующего снега,
а рабы на маленьких коленках
ползали по грязным коридорам
и тянули скрюченные руки,
чтобы им поставили отметку,
чтобы их медалью наградили,
чтобы их всосали в комсомол,
вдряпали в почетную нагрузку,
вдрызгали в бюро, в олимпиаду,
встроили в ряды, ввинтили в дырки, ―
Господи, помилуй и спаси!
1988