Над телом смертным, над бессмертным идеалом
Памяти школьной учительницы Д. Я. Таран
Однажды в нашей средней женской школе,
что в Киеве стояла на Подоле,
где грохотал трамвай, как паровоз,
она возникла, юная такая,
и, девственностью грозною сверкая,
влила волненья огненный мороз.
Ее предмет ― язык, литература.
Все влюблены! Никто не зубрит хмуро,
бушуют страсти, ревность, тайный бой ―
за взор ее горящий, за улыбку,
за счастье искупить в письме ошибку
блестящим содержаньем! Боже мой,
в каких мечтах возвышенно-жестоких
мы все, как самураи на востоке,
без колебаний гибли за нее,
пьянея от греховного бесстрашья!
И преданность восторженная наша
воздела ту жар-птицу на копье, ―
бедняжка, ведь наедине с мужчиной
она была учительницей чинной
с воображеньем слабым для греха,
и грозовая сладость королевы
окислилась, и облик старой девы
произошел, как проза от стиха.
Да разве мог мужчина―/ хоть отчасти ―
вернуть ей бескорыстье нашей страсти,
ревнивую отвагу наших душ
и преданности рыцарские латы?
Мы со своей любовью виноваты,
что на нее не отыскался муж.
И через тридцать лет, по смерти ранней,
когда замкнулся круг ее страданий
и роковой недуг ее убил,
я плачу над великим и над малым:
над телом смертным, над бессмертным идеалом, ―
над чем еще заплачет кто любил?