Надежда Мандельштам была не злой старухой,
Обгадившей цветы литературных клумб.
Она на этот мир глядела не под мухой
И знала меру зла, как волны знал Колумб.
Вернись она в Москву безмолвною золою,
Тогда бы, о, тогда б она была добрей
В мозгах клеветников, её считавших злою
За правды горький вкус, за то, что нос-еврей.
Когда бы в гроб сошли не кости Мандельштама,
Когда бы в гроб сойти поэзия могла, ―
Кого бы грёб вопрос, насколько эта дама
Приятственно добра или исчадье зла?!.
Победа доброты над этой «злой женою»
Однажды ворвалась и хлынула из труб,
Когда «друзья людей», чтоб ей не быть одною,
Явились и её арестовали труп.
На отпеванье в храм отпущенная с Богом,
Она лежала там в блаженстве неземном,
Светясь резьбой лица ― прощений каталогом,
А некто видел злость в лице её резном,
Завидуя судьбе в такой крутой обложке,
Доставшейся не тем, кто вписан в трафарет,
Не тем, кто углядел, что кривоваты ножки
У девочки, любил которую Поэт.