Развалины древней крепости
Воспоминание для флейты
Столетье номер пятнадцать
Вздыхает на этом привале…
Колодец зарос паутиной ―
В колодце прописан паук,
Он экономит солнце,
Выключил свет и воду
И шарит по голым стенам,
Чтоб выключить гулкий звук.
С тех пор как таран и ядра
Смололи довольно бодро
Народец, который в колодец
Нырял то бадьей, то ведром, ―
Здесь никто ничего не транжирит,
Из-за долгов не стреляется,
И прекрасно паук справляется,
Заведуя светом и воздухом,
Золотом и серебром.
Пять столетий его династия
Размножается здесь без воплей,
Образ жизни ведет аскетический ―
Пьет росу и смакует мух,
И никто ни на ком не пашет,
Не меняет товар на деньги,
Не идет на подлог и подкуп.
… Но какой-то голодный дух
Распирает стенную сырость
В паучьем раю, в колодце,
Где звезды восходят в полдень,
Где пять столетий назад
Отрубленно отразились
Голова человечья и конская ―
Из ведра одного они пили,
Закатывая глаза!..
Паук ― это глаз на лапах,
Он видит, как соткан космос.
Но в колодце, где он прописан,
Кто-то стонет, бормочет, ржет!
Кто-то делает воду красной,
И она отдает железом!
Кто-то, фыркая, пьет как лошадь!
Кто-то воздух как всадник жрет!
А паук стережет колодец,
Потому что ему не страшен
Человеческий призрак ― на конском,
Ведь сам он ― ползучий глаз,
Неподкупное око, прядущее
Из стекловидного тела,
Из радужки и сетчатки
Свой космос, где не до нас!
И в каждой правдивой сказке
Он сторожит сокровища,
Он искренне ими брезгует
И гибельных ждет гостей ―
И в каждой правдивой сказке
Он гибнет, мечом разрубленный,
Разрубленный жизнелюбием
Ровно на столько частей ―
Сколько звезд было днем в колодце,
Где дух человечий и конский
По этим звездам карабкались
Ощупью, как лоза,
Собирая себя до сказочной
Нерукотворной целости,
Пока размножаясь бегали
Прежние их глаза.
1965