Стихиппи
Молодой, двадцатидвухлетний
марихуановый хиппи,
тощий как жердь,
белый как смерть,
вынимает свои стихиппи ―
стихи, полученные химическим путем
из секреции Лукреции Борджиа.
― Вот, прочтите, ― он говорит
любезным, железным голосом, ―
был я паинькой, этаким заинькой,
но однажды меня просквозило,
и вселилась в мою оболочку
потусторонняя сила:
не хочу, а она диктует,
без рифмы, правда, одни верлибры,
но химию бросил, и все мои фибры
теперь вибрируют в этом настрое.
Мать рыдает. Отец расстроен.
Вы не думайте, я ― не изверг,
но я изверг из себя мещанство,
страх за бренное существованье.
Нет, не босяк, и не впал я в пьянство.
Но материнское добыванье
продуктов питанья в очередях
внушает мне отвращенье к жизни.
Ушел из дома. Живу в гостях.
Я выбрал путь. Это путь поэта.
Конечно, все уже здесь воспето,
но мало подлинных откровений.
А что касается поколений,
то я отвечу на ряд вопросов:
Хлебников? Древен, как Ломоносов.
Блок? Гениален, но минимален.
Ахматова? Не христианский философ.
Анненский? Это для школьных читален.
Что вы смотрите так?! / Я нормален! Нормален!
Я на верном пути. Разрешите уйти!
Я доволен. Спасибо. Я сильная личность ―
Отпустите меня! Перестаньте смотреть!
Вы умрете ― и будет, как мы захотим,
а по-нашему, знайте: чем хуже ― тем лучше!
Прекратите! Закройте глаза! Отпустите!
Мама! Мамочка! Страшно! / Мне страшно! Мне страшно!
И упала несчастная, грязная слезка,
И оттуда запахло промозглой тоской
и холодненькой щелью,/ залепленной глазом.
О дитя, когда грязные слезы сойдут
и польются чистейшие слезы рекой, ―
всюду будешь искать мой безжалостный взгляд,
скорлупу милосердно сдирающий разом.
1981