ПРИЛОЖЕНИЕ
НЕЧТО О «ГУГЕНОТАХ»
(Выписка из дамского журнала)
Я сбиралася давно
Посмотреть «Ле Гюгено».
Что за гюгено такие?
Басурмане записные,
Каков был мусье Вольтер?
Сочинитель Мейербер,
Немец, человек ученый,
Настоящий шмерц копченый.
Верно, будет хорошо,
Тре жоли, тре бо, тре шо.
Уж в другой раз не увижу,
Как адью скажу Парижу.
Доместик месье Франсуа!
Ты достань билет пур муа ―
В третьем ярусе три ложи,
Поместить все наши рожи.
Двести франков ― так и быть! ―
Я готова заплатить.
Вот приносят нам билеты.
Мы откушали, одеты,
Кулебяки две в запас
К вечеру лежат для нас.
Вот мы в Оперу пустились,
В трех каретах разместились.
Приезжаем, и как раз
Увертюра началась.
Флейты, барабаны, скрипки
Проиграли без ошибки;
Публика кричит: «Браво!»
Я шепнула: «Се нуво!
И какой мотив чудесный!
Только, кажется, известный,
Из «Русалки», или взят
Из «Калифа де Багдад»».
Вот и занавес открыли.
Кучи кучей навалили
Разноцветных плясунов,
Голосистых певунов,
Королева, с нею дамы,
Рыцари, герои, хамы;
Хамы дан ле танз антик
Значило: ле доместик,
Потому что Хам смеялся,
Когда Ной пьян напивался.
Ной сказал ему за то:
«Твое семя проклято».
И с проклятием на шее
От него пошли лакеи,
Полотеры, повара,
Ключницы и кучера…
А над пьяным что остриться?
Пьяный может пригодиться,
Пьяный к откупу хорош,
Лишний всё притащит грош…
К пьяным я полна почтенья.
Но оставим рассужденья, ―
Я вам просто расскажу,
Ком ла комеди се жу.
Поплясали, порезвились;
Дамы вдруг разоблачились,
Каждая сняла пенуар, ―
Же не пуве па круар
И вскричала: «Чтоб мамзели
Наши на партер смотрели.
Тьфу ты боже, царь Давыд!
Стыд, ну просто срам и стыд!»
Тут франсез или мазурки,
А потом, играя в жмурки,
С лестницы мусье идет
И принцессу застает.
Закричал, махнул руками,
Рассердился… Между нами,
Я никак не поняла,
В чем история была,
Только гвалт, расправа, крики, ―
Всё по правилам музыки ―
И прекраснейший финал,
Как в Москве, дан «Ла Вестал».
Занавес тут опустили;
Мы морожное спросили,
Ели, пили, через час
Снова занавесь взвилась.
Тут мусье с принцессой снова,
Не без ласкового слова,
Всё ей нежности поет,
Честь с поклоном отдает.
А она ему манерно
Отвечает: «Ах, неверно!
Предостерегу, любя:
Все сердиты на тебя.
Спрячься, милый, в уголочке,
Ты услышишь, о дружочке
Что здесь люди говорят».
Вдруг приходят ― свят, свят, свят!
Три, четыре генерала;
Все уселися сначала,
Всякий мнение дает,
Всяк мошенником зовет
Полюбовника принцессы,
И опять пошли процессы:
Как бы вора уловить,
Гугенотов всех убить.
Он всё слушает, сердечный,
Но, как таракан запечный,
Притаился, ни гу-гу!..
«Я бедняжке помогу!» ―
Про себя поет принцесса,
А уж дальше ни бельмеса
Я никак не поняла:
Вся компания ушла,
Полюбовник воротился,
Начал петь, потом решился
Тягу поскорее дать…
Но вот тут какая стать,
Я никак уж не добилась:
Вдруг принцесса разъярилась
И, бог ведает зачем,
Закричала: «Же вуз-эм!»
Тут разнежились, запели,
Вдруг куранты зашумели,
И мусье бежит к себе,
А она ― тут свит томбе!
Так, как сноп, и повалилась…
Занавесь тут опустилась,
Мы так были эшофе,
Что спросили дю кафе.
Акт четвертый представляет
Кирку, где народ гуляет
И танцует минуэт…
Презатейливый балет!
Но мусье вбегает снова,
Гневный, вроде Пугачева,
И поет, подняв картуз:
«Муа пур муа, э дье пур туc!»
Это всех перепугало!
Всё собранье убежало
Вон из кирки ― вдруг пальба.
Что такое? Ба! Ба! Ба!
Гугенотов убивают,
А за что, про что ― не знают.
Тут с решеткой темный двор,
За решеткой славный хор.
Но мусье опять вбегает,
Даму нежно обнимает.
Впрочем, это не конец, ―
Прибегает сам отец,
Подстрелить свою девицу,
Как ночную словно птицу, ―
И со всех сторон ― паф! паф!
Всем пишите эпитаф.
Ну уж опера! признаться…
Но пора нам убираться.
Десять су мадам уврез ―
И к ла лимонад газез
И к забытым кулебякам ―
Ведь не бросить же собакам!
Париж