ЧЕТА
Блаженство сельское! / Попить чайку
с лимоном, приобретенным в лавчонке,
где продавец, как аист, начеку, ―
сухой, предупредительный и звонкий;
прихлебывая с блюдечка, на дне
которого двоятся Китеж, лавра,
о мельнице подумать, о коне
хромающем: его бы в кузню завтра…
И, мысли-жернова вращая, вдруг
спросить у распотевшейся супруги: ―
А не отдать ли, Машенька, на круг
с четвертой тимофеевку в яруге?.. ―
И баба в пестром плисовом чепце,
похлопав веками (совсем по-совьи),
морщинки глубже пустит на лице,
питающемся вылинявшей кровью,
обдернет скатерть и промолвит: ― Ну… ―
И это…» дохнет годами теми,
когда земля баюкала весну,
как Ева и Адама сны в Эдеме.
О время, время! / Скользкое, как уж,
свернулось ты в душе, и ― где же ропот?
― В дежу побольше насолить бы груш,
надрать бы пуху с гусаков… ―/ И копит
твое бессменное веретено
и нитки стройные, и клочья пакли.
Но вот запнулось, гулкое, оно:
ослабли руки, и глаза иссякли.
И что с того, что хлопотливый поп
похряскивает над тобой кадилом,
что в венчике бумажном стынет лоб,
когда ты жил таким ленивцем милым,
когда и ты наесть успела зоб…
1913 (1922)