ШАХТЕР
Вин взявши торбу, тягу дав.
И. Котляревский
Залихватски жарит на гармошке
причухравший босяком шахтер…
В горнем черепе ― не мухи ― мошки,
дробные да белые. / На двор,
из-за тополей, такой сторожкий,
крадется рогатый крючкотвор.
Брешут псы на хуторе у пана:
осовелые овчарки ― там.
И паныч-студент, патлач румяный,
шастает с Евдохой по кустам:
«Слушай, все равно я не отстану…» ―
«Отцепитесь от меня, ― не дам…» ―
«Экая, скажите, недотрога!
Барыня из Киева! Чека!» ―
«Маменьке пожалюся, ей-богу.
Будет вам, как летось…» / Башмака
корка тарабанится под ногу,
и шатырит передок рука.
«0й, панычику, боюсь ― пустите…»
Завалились, и всему ― каюк.
Перепел колотит емко в жите;
выгибает крючкотвор свой крюк,
да не видно: «Шельмы! Подождите, ―
вынырнет в Филипповки байстрюк».
А шахтер ― неистовая одурь
на него напала, как пчела ―
голодранец, прощелыга ― лодырь, ―
закликает (ноченька светла!)
любу-горлинку на огороды,
где, как паутина, ткется мгла.
Да не прилететь туда Евдохе, ―
смутной из крапивы удерет:
сладостны и горьки будут вздохи
в тесненьком чулане ― у ворот.
За ночь спину истерзают блохи ―
теребил их на постели кот…
И напрасно, ей-же-ей, напрасно
надрывается у хат шахтер,
дуя прелестью разнообразной
на затопленный чернилом двор, ―
прелестью, которой непролазный
научил его ― степной простор.
Знал бы, как потупит завтра очи
девушка, заметив паныча,
как ресницы ― черный хвост сорочий ―
распахнутся разом сгоряча,
окропив росою жаркой ночи
кожу век: так брызнут два ключа…
знал бы, зарыдал бы сдуру…
1912