Ты что же камешком бросаешься,
Чужая похвала?
Иль только сиплого прозаика
Находишь спрохвала?
От вылезших и я отнекиваюсь,
От гусеничных морд.
Но и Евгения Онегина боюсь:
А вдруг он ― Nature morte?
Я под луною глицериновою,
Как ртуть, продолговат.
Лечебницей, ресничной киноварью
Кивает киловатт.
Здесь все ― абстрактно и естественно:
Табак и трактор, и
Орфей веснушчатый за песнею
(«Орфей», ― ты повтори!).
Естественно и то, что ночи он
В соломе страшной мнет,
Пока не наградит пощечиной
Ее (ту ночь) восход.
Орфей мой, Тимофей! Вязаться
Тебе ли с сорняком,
Когда и коллективизация
Грохочет решетом?
Зерно продергивает сеялка,
Под лупу ― паспорта!
Трава Орфея ― тимофеевка
Всей пригоршней ― в борта!
О если бы Евгений выскочил
Из градусника (где
Гноится он! ) Сапог-то с кисточкой,
Рука-то без ногтей…
О, если бы прошел он поздними ―
Вареная крупа ―
Под зябь взметенными колхозами
(Ступай себе, ступай!)!..
… Орфей кудлатый на собрании
Про торбу говорит,
Лучистое соревнование
Сечет углы орбит.
При всех высиживает курица,
Став лампою, яйцо…
… Ну как Евгению не хмуриться
На этот дрязг, дрянцо?
Над верстами, над полосатыми ―
Чугунный километр.
― Доглядывай за поросятами,
Плодом слонячих недр!.. ―
Евгений отошел, сморкается;
Его сапог ― протез.
В нем ― желчь, в нем ― печень парагвайца,
Термометра болезнь!
(Орфей) ― Чего же ты не лечишься?
(Евгений) ― Я в стекле… ―
… А мир ― высок, он ― весок, греческий,
А то и ― дебелей.
Что ж, похвала, начнем уж сызнова
(Себе) плести венки,
Другим швыряя остракизма
Глухие черепки…