Берусь я вести сегодняшнее наше собранье,
И я слово беру.
Товарищи!
Долой тоскливую песню;
Песня тоскливая ― песня побежденных.
Я хочу верить в солнце, правду, пшеницу и зарю.
Александр:
А кто не хочет верить, ты, человек наивный?
В самодовольстве ты взял себе право все лучшее называть своим.
Когда узнаешь больше, ты сам себя наивным назовешь,
А, может быть, и хуже имя дашь себе.
Но дальше я ничего не скажу, ―
Прочту я только этот полинялый лист бумаги.
Вы помните: когда-то мы писали?
Читаю:
«Сейчас так грустно, ― почему не знаю.
Нам, женщинам, почти никогда не хочется быть злыми,
И как они, мужчины, не понимают…».
Подписано ― «Рая».
Читаю дальше:
«Все было так, как быть должно.
Кто побеждал, тот грабил побежденного.
А я свое всегда возьму.
Мосты, бетон, дороги, обрядовые арки, сталь, торговля
Победителю всегда нужны.
Не рассуждай, а делай. ―
Вот все, что могу посоветовать тебе, мой внук.
Твой Альберт».
Далее читаю, ― неразборчивый почерк:
«Начихать мне на все, хочу протанцевать жизнь.
Приехала эта Райка и всю нашу кампанию расстроила. Писала Софья».
Софья:
Врете, я так не писала.
Александр:
Однако здесь написано.
Герасим:
Призываю к порядку; читай дальше, Александр.
Александр:
Вот Павел пишет:
«Часто будешь трогать солнце, ― оно и засалится.
Что я видел, захочет вспоминать только тот, кто сам не видел».
Вот я писал:
«Когда у бедняка стареет платье,
Перелицовкою его он…»
Но дальше этот лист я принужден был сунуть за подкладку.
Герасим:
Прослушав Александра, кто хочет высказаться еще?
Ольга:
Я во всем согласна с Павлом.
Правда, Павлик?
Павел:
Друзья, поздравьте!
Ольга и я приглашаем сегодня всех вечером на скромный свадебный ужин;
Его обеспечили себе мы службой в Детской Колонии.
Софья:
Я давно подметила; что ж поздравляем.
Быть полдня в грязи, чтоб полдня быть чистой, ―
Я ― ни за что!
В Город, в Город! Кто со мной едет?
Герасим:
Со мной хочешь?
Софья:
Найдем себе поприличней, почервонестей, повоспитанней.
Альберт, со мной поедешь?
Альберт:
Найдем себе поновее, побесплатней, поблондинестей.
(Софья уходит)
Евфросинья:
Паскудство!
Ни одной минуты здесь не остаюсь.
Герасим, гони их всех, куда запрятал Илью.
Ольга:
Павлик, уйдем поскорей. Дай твой локоть.
(Павел и Софья отходят и убегают).
Александр:
Евфросинья, кто дал тебе право так с нами говорить?
Евфросинья:
Да я сама, да жизнь дала, Герасим дал.
Герасим:
Оставь их, Евфросинья, ― они нам не страшны.
Идем со мной.
Рая:
Герасим, Евфросинья, вы, вы предали Радалета?
Герасим:
Да, я.
Александр:
Брат и сестра Иуды.
(уходит)
Альберт:
Подожди меня, Александр.
(догоняет Александра)
Евфросинья:
Будь добр, Герасим, подай мою поддевку, ― прохладно.
И не тереби свое ухо, ― открутишь; некрасивая привычка.
Герасим:
Пора нам расходиться.
Закрывается последнее собранье наше!..
Но где же Софья?
Евфросинья:
Стыдись, Герасим, ― так недопустимо.
(Евфросинья и Герасим уходят)
Ирина:
Вот мы одни. Что ж нам осталось?..
Благовестят, ― пойдемте в часовню.
Вера:
Не верю больше ни в любовь, ни в романсы, ни в богородицу.
Ну зачем завидовать веселым людям,
Когда надо только надушить пальцы и выйти самой гулять?
Какое дело улице, довольна ли я собой, умер ли у меня кто, устала ли, безработна.
Любви только тогда хочется, когда недовольна собой.
Рая:
Милая, я недовольна.
Никто не вспомнил Илью, никто не помог ему.
Милый Ильюша, ― в нем было столько здорового, детского.
Ирина:
Ах, оставь Илью, ― он виноват во всем.
Он выродок, болезненный и глупый.
Вера:
Как не стыдно; он ― святой.
Рая:
Сорвем, Верочка, на память вот по этой красной розе.