По луне, по луне иду!
Скользнет ступня с хребта кратера, выбоины, канала, рва ―
Звенят пластинками ксилофона рассыпанные льда деревяшки.
Снег облепляет подмышку, подол, спину,
Шею, ухо хлещет белыми крапивными ветками.
А с берега залив казался гладким небом вечернесерым.
Спотыкаются, спешат, паром дышат, шелестят мешками и санками
Люди, попутчики мои, обгоняют меня, отодвигаются дальше-дальше,
И вот один я.
Вырос куст, ― первая придорожная веха, ―
Тоскливый бродяга треплет засученными лохмотьями.
С версту прошел, ― еще раз в семь больше идти надо…
Рвануло, сжало, визгнуло… ―
Вот только где распластанный залив, ―
И сразу ни берегов, ни вехи, ни звезд наземных, ни неба, ни земли.
Лечу, в бок лечу, разъезжаются ноги,
На буйере, под парусами лечу!
Остановиться нельзя, повернуться нельзя.
Относит, в сторону несет, лечу, по водам не шествую, а бегу ― смешно, позорно!
Остановлюсь ― упаду…
Колено ушиб, и опять стоять нельзя, ни бежать весело.
Где направленье? ― ветер дул вправо, немного в спину.
И опять, и опять надо бежать, цепляться носками, сжиматься, падать…
Дорога! вон близко дорога! ― слава людям!
Звуки стеклянные, стеклянная музыка, ―
Раздавливая, перебирая льдинки играю на погнутом предлинном ксилофоне,
Непохожем на те, на которых обычные оркестранты играют,
Прорубь! ледокол проходил! ледокола дорога!
Шаг еще и утонул бы, погибнул бы я…
Сзади волны трепещут, ― к предлинной лохани слетелись голуби со всех голубятен. ―
Пейте, голубки, успокойтесь, ― не спугну, не раздавлю ни одного из вас телом моим,
Не заставлю взлететь надо мной, изображать древнего Духа Святого…
Куда иду я? и куда, вообще, идти мне?
Я людям дать хотел обновленное Евангелие Мужское,
Но не любят люди чувств, страстей больших, ―
Им чувства тихие любезны…
А ветер все хлещет, хлещет, хлещет,
А волны воркуют, воркуют, воркуют.
И небо скрипит, скрипит все, скрипит…
Э-эй!..
Ног нет у меня, рук тоже нет, и лица нет.
Никто не умирает, всех убивают, ―
Природа, случай, сами люди, самоубийства.
Хочу торжественно, спокойно умереть,
Если когда-нибудь и я убитым буду.
Пусть несут меня торжественною летней ночью,
Будь и ты торжественной, зима.
Э-э-э-й!..
Уби-ва-ют!..
Спасите!..
Спаситель, Христос шествовал по водам и тонущих спасал,
А я вот требую спасать меня.
Э-э-э-эй!!.
… ы… у… а…
Кричат! голос!
Люди услышали, иль сами ждут спасенья.
В жизни только слабый одинок.
Сюда! сюда-а!!.
На опытах телогнетущей жизни
Мы научились мудрости беспечной
И все исканья нового театра,
Уверен, ― приведут к единой форме
Трагедии с развязкою счастливой.
Скользнет ступня с хребта кратера, выбоины, канала, рва ―
Звенят пластинками ксилофона рассыпанные льда деревяшки.
Снег облепляет подмышку, подол, спину,
Шею, ухо хлещет белыми крапивными ветками.
А с берега залив казался гладким небом вечернесерым.
Спотыкаются, спешат, паром дышат, шелестят мешками и санками
Люди, попутчики мои, обгоняют меня, отодвигаются дальше-дальше,
И вот один я.
Вырос куст, ― первая придорожная веха, ―
Тоскливый бродяга треплет засученными лохмотьями.
С версту прошел, ― еще раз в семь больше идти надо…
Рвануло, сжало, визгнуло… ―
Вот только где распластанный залив, ―
И сразу ни берегов, ни вехи, ни звезд наземных, ни неба, ни земли.
Лечу, в бок лечу, разъезжаются ноги,
На буйере, под парусами лечу!
Остановиться нельзя, повернуться нельзя.
Относит, в сторону несет, лечу, по водам не шествую, а бегу ― смешно, позорно!
Остановлюсь ― упаду…
Колено ушиб, и опять стоять нельзя, ни бежать весело.
Где направленье? ― ветер дул вправо, немного в спину.
И опять, и опять надо бежать, цепляться носками, сжиматься, падать…
Дорога! вон близко дорога! ― слава людям!
Звуки стеклянные, стеклянная музыка, ―
Раздавливая, перебирая льдинки играю на погнутом предлинном ксилофоне,
Непохожем на те, на которых обычные оркестранты играют,
Прорубь! ледокол проходил! ледокола дорога!
Шаг еще и утонул бы, погибнул бы я…
Сзади волны трепещут, ― к предлинной лохани слетелись голуби со всех голубятен. ―
Пейте, голубки, успокойтесь, ― не спугну, не раздавлю ни одного из вас телом моим,
Не заставлю взлететь надо мной, изображать древнего Духа Святого…
Куда иду я? и куда, вообще, идти мне?
Я людям дать хотел обновленное Евангелие Мужское,
Но не любят люди чувств, страстей больших, ―
Им чувства тихие любезны…
А ветер все хлещет, хлещет, хлещет,
А волны воркуют, воркуют, воркуют.
И небо скрипит, скрипит все, скрипит…
Э-эй!..
Ног нет у меня, рук тоже нет, и лица нет.
Никто не умирает, всех убивают, ―
Природа, случай, сами люди, самоубийства.
Хочу торжественно, спокойно умереть,
Если когда-нибудь и я убитым буду.
Пусть несут меня торжественною летней ночью,
Будь и ты торжественной, зима.
Э-э-э-й!..
Уби-ва-ют!..
Спасите!..
Спаситель, Христос шествовал по водам и тонущих спасал,
А я вот требую спасать меня.
Э-э-э-эй!!.
… ы… у… а…
Кричат! голос!
Люди услышали, иль сами ждут спасенья.
В жизни только слабый одинок.
Сюда! сюда-а!!.
На опытах телогнетущей жизни
Мы научились мудрости беспечной
И все исканья нового театра,
Уверен, ― приведут к единой форме
Трагедии с развязкою счастливой.
