ОТРЫВОК ПИСЬМА К АЛ. ВАС. НАРЫШКИНУ, ИЗ ПЕТЕРБУРГА В МОСКВУ 1782 ГОДА
Покоя мать, ночь темная проходит,
И шествует пролить свой благотворный дар
На часть другую мира.
Вокруг меня вся тварь еще во власти сна;
Но вскоре нежный свет предшественницы солнца
Проникнет до зениц сомкнутых сном очей,
В сей мирный час к тебе, Нарышкин, я пишу!
Ко пробуждению готовятся природы,
Я на тебя склонил мою бродящу мысль.
Тебе, от суеты мирския отчужденну,
Малейши действия приятны естества:
В сей час тебя с собой сидяща вображаю,
И в общей тишине вещей порядку внемля,
Я мню, что мой восторг со мною ты делишь.
Но истинного нет средь градов наслажденья!
Повсюду в них душе и зрению предел.
Взор алчущий вотще нагой природы ищет,
Во всех местах ее насильствуему зрит,
И утомляется, не ощутив отрады.
Такие ль чувствия имеет житель сел?
Не тот, которого судьбина угнетая,
И кроме сил всего безжалостно лиша,
Ко услужению подобных осудила…
Но смертный счастливый, в довольстве живший век,
Душой чувствительной, рассудком одаренный,
Сей цену познает естественных красот.
Но нет ― вверяяся стремлению сердечну,
Картиной счастия, нам чуждого с тобой,
Не стану отравлять твоих я наслаждений.
Покоя мать, ночь темная проходит,
И шествует пролить свой благотворный дар
На часть другую мира.
Вокруг меня вся тварь еще во власти сна;
Но вскоре нежный свет предшественницы солнца
Проникнет до зениц сомкнутых сном очей,
В сей мирный час к тебе, Нарышкин, я пишу!
Ко пробуждению готовятся природы,
Я на тебя склонил мою бродящу мысль.
Тебе, от суеты мирския отчужденну,
Малейши действия приятны естества:
В сей час тебя с собой сидяща вображаю,
И в общей тишине вещей порядку внемля,
Я мню, что мой восторг со мною ты делишь.
Но истинного нет средь градов наслажденья!
Повсюду в них душе и зрению предел.
Взор алчущий вотще нагой природы ищет,
Во всех местах ее насильствуему зрит,
И утомляется, не ощутив отрады.
Такие ль чувствия имеет житель сел?
Не тот, которого судьбина угнетая,
И кроме сил всего безжалостно лиша,
Ко услужению подобных осудила…
Но смертный счастливый, в довольстве живший век,
Душой чувствительной, рассудком одаренный,
Сей цену познает естественных красот.
Но нет ― вверяяся стремлению сердечну,
Картиной счастия, нам чуждого с тобой,
Не стану отравлять твоих я наслаждений.
