Хозяин
Впряжен в телегу конь косматый,
Откормлен на́ диво овсом,
И бляхи медные на нем
Блестят при зареве заката.
Купцу дай господи пожить:
Широкоплеч, как клюква красен,
Казной от бед обезопасен,
Здоров, ― о чем ему тужить?
Да мой купец и не горюет.
С какой-то бабой за столом
В особой горенке, вдвоем,
Сидит на мельнице, пирует.
Вода ревет, вода шумит,
От грома мельница дрожит,
Идет работа толкачами,
Идет работа решетом,
Колесами и жерновами ―
И стукотня и пыль кругом…
Купец мой рюмку поднимает
И кулаком об стол стучит.
«И выпью!.. кто мне помешает?
И пью… сам черт не запретит!
Пей, Марья!..» // ― «То-то, ненаглядный,
Ты мне на платье обещал…»
― «И кончено! Сказал ― и ладно,
И будет так, как я сказал.
Мне что жена? Сыта, одета ―
И всё… вот выпрягу коня
И прогуляю до рассвета,
И баста! Обними меня!..»
Вода шумит ― не умолкает,
При свете месяца кипит,
Алмазной радугой сверкает,
Огнями синими горит.
Но даль темна и молчалива,
Огонь веселый рыбака
Краснеет в зеркале залива,
Скользит по листьям лозняка.
Купец гуляет. Мы не станем
Ему мешать. В тиши ночной
Мы лучше в дом его заглянем,
Войдем неслышною стопой.
Уж поздно. Свечка нагорела.
Больной лежит и смерти ждет.
Его лицо, как мрамор, бело,
И руки холодны, как лед;
На лоб открытый кудри пали;
Остаток прежней красоты,
Печать раздумья и печали
Еще хранят его черты.
Так, освещенные зарею,
В замолкшем на́долго лесу,
Листы осеннею порою
Еще хранят свою красу.
Пора на отдых. Грудь разбита,
На сердце запеклася кровь ―
И радость на́век позабыта…
А ты, горячая любовь,
Явилась поздно. Доля, доля!
И если б раньше ты пришла, ―
Какой бы здесь приют нашла?
Здесь труд и бедность, здесь неволя,
Здесь горе гнезда вьет свои,
И веет холод от порога,
И стены дома смотрят строго…
Здесь нет приюта для любви!
Лежит больной, лицо печально,
И будто тенью лоб покрыт;
Так летом, только догорит
Румяной зорьки луч прощальный, ―
Под сводом сумрачных небес
Стоит угрюм и темен лес.
Родная мать роняет слезы,
Облокотясь на стол рукой.
Надежды, молодости грезы,
Мир сердца ― этот рай земной ―
Всё унесло, умчало горе,
Как буйный вихрь уносит пыль,
Когда в степи шумит ковыль,
Шумит взволнованный, как море,
И догорает вся дотла
Грозой зажженная ветла.
Плачь больше, бедное созданье!
И не слезами ― кровью плачь!
Безвыходно твое страданье
И беспощаден твой палач.
Невесела, невыносима,
Горька, как яд, твоя судьба:
Ты жизнь убила, как раба,
И не была никем любима…
Твой муж… но виноват ли он,
Что пьян, и груб, и неумен?
Когда б он мог подумать строго,
Как зла наделано им много,
Как много ран нанесено, ―
Себя бы проклял он давно.
В борьбе тяжелой ты устала,
Изнемогла и в грязь упала,
И в грязь затоптана толпой.
Увы! сгубил тебя запой!..
Твоя слеза на кровь походит…
Плачь больше!.. В воздухе чума!..
Любимый сын в могилу сходит,
Другой давно сошел с ума.
Больной всё слушал эти звуки,
Горел на медленном огне,
Сказать хотел он: дайте мне
Хоть умереть без слез и муки!
Ужель не мог я от судьбы
Дождаться мира в час кончины,
За годы думы и кручины,
За годы пытки и борьбы?
Иль эти пытки шуткой были?
Иль мало, среди стен родных,
Отравой зла меня поили?
Иль вместо слез из глаз моих
Текла вода на изголовье,
Когда, губя свое здоровье,
Я думал ночи безо сна ―
Зачем мне эта жизнь дана?
И, догорающий в постели,
Всю жизнь припомнив с колыбели,
Хотел он на своем пути
Хоть точку светлую найти ―
И не сыскал. // Так в полдень жгучий,
Спустившись с каменистой кручи,
Томимый жаждой, пешеход
Искать ключа в овраг идет.
И долго там, усталый, бродит,
И влаги капли не находит,
И падает, едва живой,
На землю с болью головной…
«Ну, отпирай! Заснули скоро!..» ―
Ударив в ставень кулаком,
Хозяин крикнул под окном…
Печальный дом, приют раздора!
Нет, тяжело срывать покров
С твоих таинственных углов,
Срывать покров, как уголь, черный!
Угрюм твой вид, как гроба вид,
Как место казни, где стоит
С железной цепью столб позорный
И плаха с топором лежит!..
За то, что здесь так мало света,
Что воздух солнцем не согрет,
За то, что нет на мысль ответа,
За то, что радости здесь нет,
Ни ласк, ни милого объятья,
За то, что гибнет человек, ―
Я шлю тебе мои проклятья,
Чужой оплакивая век!..
1861