Рука судьбы, рука Москвы
всю ночь сжимает мне запястье
до белизны, до синевы,
до омертвенья, до безвластья
над невесомым коробком
и невесомой сигаретой ―
над всем спасительным куском
реальности, над жизнью этой.
То командармова рука,
литые мышцы, блеск погона,
она уходит в облака
сквозь дверь открытого балкона,
то чертовщина, то мираж,
за уклоненье, за диагноз
со мною счёты сводит страж
империи, мышиный Аргус.
Я гибну. Не сложить креста.
В мои зрачки не страшно ― странно
глядит погонная звезда…
Ах, донна Анна, донна Анна…