После единоголосной фуги,
Прожитой за тринадцать лет,
Он со мной, как подруги,
Которых не было, как нет.
Начерно намечены роли.
Начинается. О пульт постукав,
Он ведет глубокие ро́и
Копошащегося смятенья звуков.
Афористичная музыка
Говорит о вещах,
Влекущих за узду́ узника,
Взятого вплен, впух, впрах.
Подмигивают члены профсоюза:
Негостеприимны, как глаза,
Оркестранты. Какая обуза
Для моего категорического туза!
Каждый ― максимум клещ;
Им бы антисоветскую власть;
Пожить бы им – перевсласть;
Их ― в заграничную бы вещь.
Улетучивается пот,
Разоблачается цель:
Разговаривает, поет
Видимо-невидимая цепь.
Он сидит, к роялю приладя
Свое длинношеее тулово,
Пальцами на прикладе
Созвучий: от великого до утлого.
Два голых куска тела
Подвижно выдавливают тона.
Шикарно-траурный ящик
Голосит не своим голосом. Луна.
Нестареющей силой отекли уши.
Не хочется и́з лесу уходить:
Все б сидел над ручьем
Около возвратного пейзажа.
Гражданин Прокофьев душит
Наши пасквильные души:
Надо им помереть,
Чтоб потом жить и петь.
X-XII. 1932