Споемся, друг.
Бывало:
и под Репина
мы певали,
ведя довольно бестрепетно,
в размах
подпись своих жизней бодрых,
просматривая
чужих жизней автографы.
… ― «Занятный почерк!»―…
А нехорошо:
ну́, как
то та, то эта буква,
вдаваясь в подробность,
корчась,
бросит по́д нос
сильный цветок,
сильный аромат,
оказавшись придуманной,
как пыльная бахрома
были ―
― на святом.
И то:
подумать ―
― мы квиты.
Ты, мо́жет быть,
вспомнишь тот же
свиток: ―
гортанным:
«чур-чура», ―
тончайшим-найточнейшим:
«позапозавчера», ―
кухонным:
«ви́ни-козыри», ―
поднебесным
ауканьем-уханьем
на озере:
к ве́тлам, ве́слам,
плескам
на страх взрослым.
Подразумевается
само́ собой,
что именно таким
способом
пожизненный,
послужной папирус
каждого художника
вырос.
И растет.
II. 1924