Я помню грязный двор.
Внизу был винный погреб,
А сверху на простор
Просился гор апокриф.
Собьются тучи в ком,
Глазами не осилишь,
А чрез туман гуськом
Бредет толпа страшилищ.
В колодках облаков,
Протягивая шляпы,
Обозы ледников
Плетутся по этапу.
Однако иногда
Пред комнатами дома
Кавказская гряда
Вставала по-другому.
На окна и балкон,
Где жарились оладьи,
Смотрел весь южный склон
В серебряном окладе.
Перила галерей
Прохватывало как бы
Морозом алтарей,
Пылавших за Арагвой.
Там реял дух земли,
Который в идеале
На небо возвели
И демоном назвали.
Объятья протянув
Из вьюги многогодней,
Стучался в вечность туф
Руками преисподней.
Лето 1936
Внизу был винный погреб,
А сверху на простор
Просился гор апокриф.
Собьются тучи в ком,
Глазами не осилишь,
А чрез туман гуськом
Бредет толпа страшилищ.
В колодках облаков,
Протягивая шляпы,
Обозы ледников
Плетутся по этапу.
Однако иногда
Пред комнатами дома
Кавказская гряда
Вставала по-другому.
На окна и балкон,
Где жарились оладьи,
Смотрел весь южный склон
В серебряном окладе.
Перила галерей
Прохватывало как бы
Морозом алтарей,
Пылавших за Арагвой.
Там реял дух земли,
Который в идеале
На небо возвели
И демоном назвали.
Объятья протянув
Из вьюги многогодней,
Стучался в вечность туф
Руками преисподней.
Лето 1936