Даль распахнулась широко,
Мутнеют очертанья мыса.
Плыви, плыви же, мой Арго,
Во тьму, на запад от Фарсиса!
Свобода, будь моей наградою,
Веди в туман мои стопы:
Я, некрылатый, первым падаю
За Геркулесовы Столпы.
Друзья роптали: «Что? куда?
В объятья гибели бесцельной?
Ты не вернешься никогда
Из этой ночи запредельной!
От века знаки нам положены,
И сказано устами Бога,
Что дни и лета всем умножены,
Не преступающим порога».
Но я без мудрых якорей
Пустился в этот мір чудесный
Всё обреченней, всё быстрей
По линии почти отвесной.
Уже не просто отраженные
Вечерне-синие эмали, ―
Здесь море ― бездны наклоненные,
Вниз увлекающие дали.
Уж волны тянутся ко мне
Голодной дланью, жадным взором,
Но всё же рад я крутизне,
Пьян дерзновеньем, горд позором.
Так пусть равно необоримые
Закатный ветер или вес
Меня с моей свободой мнимою
Низринут в пустоту небес!
5. XI. 1944
Мутнеют очертанья мыса.
Плыви, плыви же, мой Арго,
Во тьму, на запад от Фарсиса!
Свобода, будь моей наградою,
Веди в туман мои стопы:
Я, некрылатый, первым падаю
За Геркулесовы Столпы.
Друзья роптали: «Что? куда?
В объятья гибели бесцельной?
Ты не вернешься никогда
Из этой ночи запредельной!
От века знаки нам положены,
И сказано устами Бога,
Что дни и лета всем умножены,
Не преступающим порога».
Но я без мудрых якорей
Пустился в этот мір чудесный
Всё обреченней, всё быстрей
По линии почти отвесной.
Уже не просто отраженные
Вечерне-синие эмали, ―
Здесь море ― бездны наклоненные,
Вниз увлекающие дали.
Уж волны тянутся ко мне
Голодной дланью, жадным взором,
Но всё же рад я крутизне,
Пьян дерзновеньем, горд позором.
Так пусть равно необоримые
Закатный ветер или вес
Меня с моей свободой мнимою
Низринут в пустоту небес!
5. XI. 1944