Бела и красива была у меня рука ―
У грешников руки бывают всегда красивы.
Но слово Твое я услышал издалека:
«Не будьте ленивы, медлительны и трусливы!»
Последователям Своим говорил Ты сам
Об участи ока, что видимостью пленилось:
«Бестрепетно вырви его и повергни псам ―
И руку, что заповедь Божью творить ленилась».
Я верю, что слово Твое пребывает ввек:
Рука моя, Боже, меня соблазняла с детства,
И руку свою я, не дрогнув, мечом отсек,
Чтоб сердцем свободным искать Твоего наследства.
Я жалкий калека, но чист я теперь и прост,
И пламенней солнца дневного я вижу светы:
Свободный, я сжег за собою последний мост
И к вечному Солнцу лечу, как Твои планеты.
Но часто с тех пор, как пришел Ты тогда ко мне
И голосом тихим позвал меня и усталым,
За тонкой и чуткой рукой я слежу во сне,
И к нежному горлу крадется она с кинжалом.
«Бестрепетно вырви то око…» Но чем, ответь,
Убить сновиденье пленительное и злое,
Чтоб снова, как утренняя заря, розоветь, ―
Как, Боже, исторгнуть мне око мое ночное?
15. III. 1943 Пекин
У грешников руки бывают всегда красивы.
Но слово Твое я услышал издалека:
«Не будьте ленивы, медлительны и трусливы!»
Последователям Своим говорил Ты сам
Об участи ока, что видимостью пленилось:
«Бестрепетно вырви его и повергни псам ―
И руку, что заповедь Божью творить ленилась».
Я верю, что слово Твое пребывает ввек:
Рука моя, Боже, меня соблазняла с детства,
И руку свою я, не дрогнув, мечом отсек,
Чтоб сердцем свободным искать Твоего наследства.
Я жалкий калека, но чист я теперь и прост,
И пламенней солнца дневного я вижу светы:
Свободный, я сжег за собою последний мост
И к вечному Солнцу лечу, как Твои планеты.
Но часто с тех пор, как пришел Ты тогда ко мне
И голосом тихим позвал меня и усталым,
За тонкой и чуткой рукой я слежу во сне,
И к нежному горлу крадется она с кинжалом.
«Бестрепетно вырви то око…» Но чем, ответь,
Убить сновиденье пленительное и злое,
Чтоб снова, как утренняя заря, розоветь, ―
Как, Боже, исторгнуть мне око мое ночное?
15. III. 1943 Пекин
