Осенью
Сегодня даль осенняя бедна
И воздух изумительно прозрачен,
И мыслями, вскипевшими со дна
Реки забвенья, снова я охвачен.
Вот так же было в древние года:
Мір населяли дети-исполины,
Земля ж была ― как нежная звезда
В своей бесхитростности голубиной.
Никто не думал ― что у ней внутри,
И что вверху, и что под ней, в надире,
И почему за ночью ― свет зари:
Всё было проще в первозданном міре.
Да, было небо синею дырой,
Запас деревьев назывался лесом,
И просто камнем камень был простой:
Всё различалось цветом или весом.
Таков был мір, когда не знали слов
Для нежности, для грусти об обманах,
Для томных глаз и ускользнувших снов,
Для призраков и радостей нежданных.
Когда ж Денница с неба пал, тогда
Явилась ложь. А если верить басне,
То, божье семя сохранив, вода
Явила міру деву всех прекрасней.
И с той поры томлением страстей
Дикарь влеком по радостным кривизнам.
Иль вправду, может быть, лукавый змей
Учил его пленительным софизмам?
Быть может, так. Но только с этих пор
Восходят романтические луны,
Любовный бред и весь волшебный вздор,
Который в голове роится юной.
И стало море зеркалом небес,
А горы ― житницами кротких ланей,
Веселым раем встреч назвался лес,
Глаза ― сокровищницей обещаний.
И вот в блаженных звуках ― лживых всё ж ―
Уста раскрылись ― и явилось пенье…
Ах, первому придумавшему ложь
Поэта позднего благословенье!
7. IX. 1938