Анатом, с ними маясь день-деньской,
кромсает их, как дюжий плотник,
вскрывает с вечной сущностью кишки.
Шутник он и до рюмочки охотник,
а веки ― словно сизые мешки.
И кажется, что дню конца не будет,
а за окном такая муть и нудь!
И всё же в грязное окно взглянуть
анатома скупая скука нудит.
И он следит за Вечностью больной,
больной, как осень, как сама погода,
на город налетевшая весной.
И вот во всем величии урода
распластан голый бывший человек,
и вот всё тяжелее из-под век
глядит анатом на свое творенье,
на стереометрическую плоть,
и, тяжести не в силах побороть,
он пробует еще продлить боренье.
Но чудится ему, что на столе
лежать куда милее, чем в земле.
О логика костей и сухожилий!
И вот уже глаза ему смежили,
как пластырем, две липкие слезы…
А в городе великий труд грозы:
она там засыпает пасти труб
дождем зернистым. День как Вечность прожит.
Анатом засыпает. Пасть и труп
в бою за этакую Вечность может.
17 сентября 1958