НАУЧНАЯ ПРОГУЛКА
Прелестная Наука
в штанах велосипедных
выходит на крылечко
в необозримый мир
и, потрепав по шее
железное животно,
его хватает сразу
за светлые рога.
А дикая скотина
вперед с размаху рвется,
пока она садится
на треугольный круп.
Олень ли на колесах,
подкованный резиной,
несет малютку Герду
по сказочной стране?
Корова ли в калошах,
священная корова,
индийская богиня,
помчалась прогуляться
со скотного двора?
А девушка Наука
катит себе умело,
и ерзает ногами
в пространстве безвоздушном,
и давит на педали,
да так остервенело,
как будто на экзамене
неопытный пьянист.
Вокруг безумный воздух,
сбежавший из больницы.
Он прыгает, и носится,
и рвет свои лохмотья…
Кружатся листья желтые,
слетают слезы легкие,
и серой мелкой галькою
рассыпанные домики
валяются тихохонько
в садах и по холмам.
Стоят стога лохматые,
в затылке чешут истово
и от души дивуются
на девушку в штанах.
Суслоны машут шапками,
как бы желтоволосые,
как бы голубоглазые
детишки у Некрасова.
А луг вплетает речку,
как ленту голубую,
в зеленые и поздние
с желтинкой волоса.
Не девушка Наука,
а кинооператор
вертит ногами ручку
по истине за кадр.
Соломенной вдовою
с пучком колосьев сытных
румяная Природа
в просторном сарафане,
в добротном сарафане
шагает вперевалочку,
идет, не торопясь.
А муж ее давнехонько
пропал в солдатах без вести,
но люди говорили,
что где-то на окраине
открыл он заведение ―
трактир с богатой вывеской,
где яростным по белому:
«Василий Силыч Бог».
Вдова широколонная,
вдовица хлебногрудая
глядит, поджавши губы,
на девушку-мальчишку
с чернеющею челкой,
на девушку, которая
небрежно сучит ножками,
как будто собирается
и в самом деле прясть.
Вязать ей непривычно,
а вот мелькают спицы,
и прялка новомодная,
наматывая версты,
насучит нитку времени,
суровую, льняную ―
соткать простецкий холст.
А холст до боли выбелят,
и швеи деревенские,
схватив иглу да ножницы,
скроят, сошьют, подрубят
рубаху ту последнюю,
что звать смертельным саваном,
и ту сорочку верную ―
жестокое приданое ―
запрут в глухой сундук.
А девушка Наука
в штанах велосипедных
совсем не понимает,
что думает вдова.
Ну что ей думы вдовьи,
ей в переходном возрасте,
когда еще недавно
под стол пешком ходила
и что-то лепетала
на детском языке?
Теперь она проносится
на вечных на колесах
и, как голодный сытого,
вдову, которой за сорок,
не может разуметь.
А по прямой дороженьке,
в лаптях, бедой истоптанных,
подвязанных веревочкой,
с удавленника снятой,
с кошелкой за плечами,
про что-то под нос шамкая,
плетется босоногая
калика перехожая
с поломанною палочкой,
ко всем местам паломница,
разбойница и грешница ―
смирительница Смерть.
10 декабря 1940 ― 1948