Петров С. В.
Птичья осень

I


Три тени птиц в руке моей
и ухо розовых морей.

Лицо дубов, осеннее, рябое,
в глубокой оспе медленно стоит.
Как раковина на краю прибоя,
звук вечера вдали лежит.

Как грудь, вздымается и ходит море,
и кличет ночь, и пробует уснуть,
колышется и переходит в горе,
а горе подымает грудь.

Осенний холодок. Попробуй быть счастливым,
поговори блаженным языком ―
тебя заворожат зари разливом,
как розовым топленым молоком.

В сухих лучах волной играют кони,
синица мчит через плетень,
и палочкой выводит тень
ее полеты на ладони.

Как сизоперый гром, летит синица,
с волною синей смешана она.
И море в этот час огнями осенится,
вскипая гордостью до дна;
взрывая неуклюжие глубины,
обидной солью берег окропив,
оно поднимется, как грозный час судьбины,
как вал веков, как времени обрыв.

О птичка нежная! Вернись скорей на пашни, ―
пусть встретит гром тебя в сияющем лице, ―
и стань опять такой вчерашней и домашней,
отстукивая осень на крыльце.

II


Крикливые проходят корабли ―
венеценосные красавцы журавли;
они шагают ― длинные скитальцы, ―
и небо бьет об их бока,
и клювы их ― пронзительные пальцы ―
уходят в золотые облака.

III


И ястреб бешеный расходится кругами,
как камень, брошенный в густую синеву.
И тень его обширными руками
всё шарит в травах, душных наяву.
Семейный стог. Домашний вечер мира.
На детский лад в лугах играет конь,
и ястреб, в когти взяв злаченый сноп эфира,
как башня, рушится в бездонную ладонь.
Прощай, оставшаяся знаком птица
в моей ладони! Такова судьба.
Вдали уже чернеет и коптится ―
нет, не архангела, а домика труба.
Валы коней нахлынули чрез луг,
хранят траву прозрачные копыта.
Остался вечера осенний звук,
а остальное позабыто.
И я в ладонь, как в зеркало, смотрю.
О нет, не я тому виною!
И вот, по капелькам собрав зерно,
как лучиком, играю я волною.

25 января ― 24 июля 1934