Сугубая полночь. Сугробы, как темные губы,
надвинулись ближе и правду в лицо говорят.
Да, ночь нарочита снегами и тени сугубы,
и тени идут от ворот и в окошки стучат.
И брешут собаки. На мельнице снег засыпают.
Вращается жернов, как гром отдаленный, в бреду.
В глубоком саду все рябины уже засыпают,
но шарят по снегу упавшую навзничь звезду.
И бродит тепло по рукам голубыми клубами.
Котенок у печки играет клубочком судьбы.
И на стену рвется кровать, а стены сшибаются лбами,
погрязло в сугробах и мечется жаркое тело избы.
Огромное брюхо вздыхает, растет, как опара,
и пресного счастья волшебный лежит колобок,
и в сумрак взирает начищенный лик самовара,
как идол настольный, как добрый хозяйственный бог.
Воркует тепло. Воробьи уже спят под застрехой.
Лишь изредка охнет любовь, повернувшись во сне,
и тотчас раздастся в ответ непомерное эхо,
как туча растущего тучного теста в квашне.
И брешут собаки, и нежно визжит поросенок,
что кругленький розовый месяц, взошедши в хлеву.
Рябины всё шарят звезду, оступаясь спросонок,
и шепчут сугробы всё ту же ночную молву.
А нищая правда, шершавой прикрыта рогожей,
стоит в огороде и машет пустым рукавом.
Не лебеди, нет, а вороны летят у царевны пригожей,
и мельницы ждут в обороте своем роковом.
11-19 января 1934 ― 5 мая 1941