В тот час, когда по клетям душегубы
и чувство судорогою свело,
я вижу грубые, нетесаные срубы ―
Вселенной медленное, трудное село.
И знаю я: как песня, месяц светит,
плетется налегке подвыпивший плетень,
но на него всей тяжестью ответит
моя, темнеющая бранью, тень.
Передвигая тонкие колени,
как овцы грустные с хозяйского крыльца,
пройдут другие ― робким стадом ― тени
околицею около лица.
Ты околесица построек деревянных,
где я, отбросив тень, стою,
прозрачней голоса в лесах пространств туманных
в селе моей Вселенной на краю.
Ну что стараньям этим я отвечу? ―
И, сдваиваясь, страиваясь в дом,
они вдруг грянут мне навстречу
одним нетесаным лицом.
В такую ночь хоть по кривой дороге,
слепым путем, попробуй обогни
село, когда оно лежит в тревоге
и гонит звезд хвостатые огни.
В такую ночь мы замираем в мире
и на скрипучие весы
кидаем чувства, как глухие гири,
и, чуя мясо, хрипло лают псы.
Ужель изба моя ― не вечность в кубе?
И, мировых видений лишена,
спит кротким сном в своей курчавой шубе
овечья шерстяная тишина.
Но утру что ж от горя утроенья?
Уже в уме протяжном рассвело:
Вселенной громкие, громадные строенья
сливаются в одно спокойное село.
4 мая 1935 ― 18 апреля 1940